Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен
Мёрси так стиснула его, что нечем было дышать, но он продолжил рассказ:
– Когда мне было девятнадцать, мы решили попробовать. На полпути от деревьев до дома появились бродяги, они навалились со всех сторон. Я в жизни столько не видел. Билл зажег сигнальную ракету и велел мне пробираться к дому, а он будет прикрывать. Ну, я сделал как велено. Бросился бежать. Половина побежала за мной. Боги, они такие шустрые! Бродяги всегда намного быстрее, чем тебе кажется. Пришлось остановиться и отбиваться. Я оглянулся и увидел Билла. Его окружили со всех сторон, он истекал кровью. Голова, рука – отовсюду шла кровь. Он заметил, что я медлю, и когда закричал мне, чтобы не стоял на месте, когда на миг прекратил сражаться, они… Они погребли его. Не знаю, как еще описать. Они навалились на него, и больше я его не видел. Он велел мне бежать, добраться до дома, но я не мог оставить его умирать вот так. Так что побежал к нему. Пытался уложить каждого бродягу, который навалился на него, но они и в меня вцепились.
– Ох, Харт…
– Дай договорю. Дай выговорюсь. – Он прижал ее к себе, так сильно, что боялся причинить ей боль, но будто не мог остановиться. – Я справился. Уложил их всех, но подошли еще, и я не знал, что делать, потому что Билл был все еще жив. Он лежал на земле, и, блин, Мёрси, ему было совсем худо. И он сказал мне – умолял меня – не отдавать его им. Так что я… Так что я…
– Боже мой…
– Так что я сделал так, чтобы из него бродяги не получилось.
Мёрси не откликнулась, да он и не знал, услышит ли ее ответ. Он был далеко, стоял на поле, глядя, как боль кривит лицо Билла, когда Харт протыкает рапирой его аппендикс.
Когда он заговорил вновь, голос был ровный и нездешний.
– Остальные бродяги окружили меня, но я стоял и смотрел, как душа Билла полетела к тому дому, открыла дверь и пропала внутри.
– А ты? Что случилось с тобой?
Мёрси выскользнула из его рук и посмотрела на него со всем возможным сочувствием и добротой, и слеза, которую Харт не хотел бы проливать, покатилась у него по щеке. Сейчас, когда он все рассказал и отправил эту историю в неизвестность, он знал, что, если взглянет на Мёрси, совсем расклеится, так что глядел мимо, в темный дверной проем ее спальни.
– Прибыли маршалы, заметив наш сигнал. Уложили остальных бродяг и отвезли меня в больницу. Я выздоровел, хотя не должен был. То поле могло бы стать моей могилой. Та дверь предназначалась мне, но в нее ушел Билл. – Харт вытер мокрые щеки. – Надо было вернуться и попробовать завершить начатое…
– Нет.
– Но я не вернулся. Не смог. Не смог заставить себя вернуться. Дом все еще там, но я даже теперь не могу смотреть на него.
Мёрси погладила его по волосам, вытерла большими пальцами все еще слезящиеся глаза.
– Не смей туда возвращаться. Даже не думай пытаться снова открыть эту дверь.
– Открой я эту дверь семнадцать лет назад, сделай я, как велел Билл, он мог бы остаться жив.
– Или вы бы оба умерли. Ты не знаешь, бессмертен ли ты, Харт. И понятия не имеешь, что там за той дверью. Как не знал и Билл, если уж на то пошло.
– Ты что, не понимаешь? Я все равно что убил его!
– Нет, не убил! – Она схватила его за плечи, но он отшатнулся от ее сочувствия – которое его даже раздражало – и отодвинулся на диване. Она погладила его по руке, но он замер под ее прикосновением. Он не заслуживал утешений. Он не заслуживал ничего хорошего, раз уж Билл всего из-за него лишился.
– Не надо пытаться стереть мою вину, ладно? Не сотрется.
– Я не пытаюсь стереть вину. Я пытаюсь переложить ее на виновного.
Слова просочились внутрь ядом. Потому что, если виноват был не он, оставался только еще один человек, о ком она могла вести речь. Раздражение обратилось холодной враждебностью, стиснуло сердце ледяными пальцами. Он отпрянул от прикосновения Мёрси.
– Не надо, – предупредил он, но Мёрси не уловила. Она полыхала гневом, и гнев предназначался Биллу Кларку.
– Мне все равно, как сильно ты любил этого человека. Ты был ребенком. Он был взрослым. Он отвечал за тебя и за твое благополучие, но попросил рискнуть жизнью. И ради чего?
– Я маршал. Он был маршалом. Вся работа – это риск.
– Маршал или нет, но взрослый человек, который просит девятнадцатилетнего сделать до глупого опасную вещь – определенно не человек с моральным компасом.
– Ты его не знала.
– Может, и нет, но я знаю вот что: Пэну девятнадцать. Попросишь его открыть ту дверь?
– Он ее не видит.
– Не в этом дело!
Харт застыл статуей ледяного гнева, и раз он не стал отвечать на вопрос, Мёрси ответила за него:
– Ответ – нет, ты не попросишь, потому что у тебя-то моральный компас есть.
Она была права. Ни при каких обстоятельствах Харт не попросил бы Дакерса сделать то, что много лет назад попросил Билл, и он ненавидел ее, ведь она поняла нечто, чего он ухватить не смог. Он будто снова спорил с Альмой. Одним вопросом она смела все, что он знал – или думал, что знал – о себе, о Билле, о мире, как он его понимал. Он поднялся на ноги и пошел к двери.
– Что ты творишь?
– Ухожу.
Она побежала следом, встала перед дверью, скрестив руки.
– Харт, поговори со мной.
– Зачем? Чтобы ты рассказала мне, что лучший человек в моей жизни был мудаком, хотя ты вовсе его не знала?
– Я не говорю, что он был плохой.
– Верно, у него просто не было морального компаса.
– Это твои слова! – Мёрси сжала виски и глубоко вздохнула. Когда снова заговорила, голос был спокойный, но под поверхностью дрожал гнев. – Может, не надо было говорить этого, но тебе
