За твоим плечом - Алла Анатольевна Гореликова
Ей было хорошо. Каждый толчок вырывал из горла вскрик, после каждого вскрика Асир плотнее прижимал ладонь к ее животу, как будто желая ощущать собственный член сквозь кожу и мышцы Лин, чувствовать рукой, как он выходит и входит снова. Лин попыталась представить, как это может ощущаться — наверное, вдвойне сильнее, чем чувствует она! — и одной мысли хватило. Оргазм судорожной волной прошел по телу, заставил сжаться живот и промежность, а Асир, рыкнув, вошел, кажется, еще глубже.
И продолжил двигаться, так же быстро и глубоко, надавливая одной ладонью на живот, рыча. А вот вторая ладонь легла Лин на горло, как будто стоны и вскрики Асир тоже хотел ощущать — кожей, пальцами. Ощупывать, а не только слышать.
Это возбуждало. Это, бездна все побери, так невероятно возбуждало, что Лин готова была разорваться — так хотелось одновременно притиснуться плотнее к ладоням и подаваться назад, навстречу размашистым толчкам. Хорошо, наверное, что Асир так плотно прижал ее к стене — на самом деле особо и некуда было подаваться, ни назад, ни вперед, она могла только запрокидывать голову, позволяя своему кродаху все, чего тот хотел, и кричать от восторга и наслаждения.
Кажется, она успела кончить трижды, прежде чем Асир вытащил из нее член. Кажется, потому что наслаждение, то острое, как клинок у горла, то мягкое, окутывающее, накрывало постоянно, волна за волной. Асир тяжело навалился сзади, хрипло сказал: «Сожми», — и Лин почувствовала его член между бедрами. Сжалась, как могла, потому что руки и ноги слушались плохо. Мягкие, неподатливые, будто чужие, даже ложку в руке сейчас, пожалуй, не удержала бы. Асир глухо рыкнул и снова начал двигаться. Это длилось недолго. Лин почувствовала судорожную дрожь, а потом — текущее по ногам семя.
— Это еще не конец. Живая?
Лин хотела засмеяться, но из горла вырвался только невнятный всхлип. Но Асир же должен чувствовать, чуять, что ей хорошо, что она довольна?
— Д-да, — удалось выдавить со второй или третьей попытки. Лин надеялась, что Асир поймет правильно: не только «да, живая», но и «да, давай продолжать».
Самым краем сознания прошла мутная мысль, что Ладуш, возможно, с присущей ему категоричностью сказал бы, что на этот раз хватит. Что она не готова к таким жестким вязкам. Ну, значит, хорошо, что Ладуша здесь нет.
Асир отодвинулся. Лин успела только удивиться, что без него стало слишком холодно, а потом ее накрыло тяжелой плотной тканью. Асир заворачивал и заматывал ее, как какой-нибудь кулек. Во что? То ли в штору, то ли в покрывало, а потом подхватил на руки.
— Тогда поехали.
«Куда?» замерло на языке: по большому счету, Лин было все равно. Асир понял. Они продолжат. А где — в таком состоянии, как сейчас, она бы и бортика фонтана на главной площади не испугалась. Просто не заметила бы, что творится вокруг.
В коридоре почти не чувствовался густой и агрессивный запах чужого кродаха, берущего течную анху. Остался лишь запах Асира, и Лин вдохнула его с удовольствием, смакуя, как смаковала бы изысканный напиток или кушанье, будь она гурманом. Запах кродаха, который хочет ее и готов брать. Который не насытился тем, что между ними только что было.
— Хочу тебя, — сказала Лин.
— Ты завтра не сядешь. А Ладуш съест мне мозг. И если на второе плевать, то с первым нужно что-то делать.
— Не сяду, значит, отлежусь, — фыркнула Лин. — Мазь есть еще. Плевать. Я хочу, ты хочешь. Тебе надо.
— Мое «надо» можно утихомирить разными способами. А тебя мазь не спасет. Даже если весь день будешь сидеть в ней по шею или плавать. Не стоило. Ты еще не готова.
— Мне понравилось, — серьезно ответила Лин. — Ты и сам наверняка понял, но я все равно хочу сказать — очень понравилось. Может быть, не готова, не знаю, но чувствую, что мне это было нужно. Решай сам, как дальше, я тебе доверяю. Просто знай, что я совсем не против еще. С радостью.
— Решил уже. Видишь — несу.
— Несешь, — согласилась с очевидным Лин. — А потом?
— Потом — буду разворачивать. Эта тряпка пропахла течкой.
Они оказались в комнате, и Лин сразу узнала ее, хотя глаза медленно привыкали к темноте. То ли по слабому ветру из распахнутых окон, то ли по собственным ощущениям. Они были здесь исключительно хорошими. Асир опустил на кровать, в самом деле разворачивая, и ушел — выкидывать штору или что это все-таки было, за дверь.
— Все. Будем расхлебывать то, во что влипли. Поздно жалеть.
— А кто жалеет? — удивилась Лин. — Не я. И мне почему-то кажется, ты тоже нет.
— Жалею, что втянул тебя в это. Не жалею, что рядом была именно ты.
Асир опустился на кровать, ухватил за подбородок, как будто вглядываясь в глаза. Интересно, что он там видел, в темноте?
— Если станет плохо или хотя бы просто «непонятно», скажи сразу. Я могу… не отследить вовремя. Нанюхался за сегодня — в голове мутится.
Он поднялся, раздеваясь, и почти тут же лег, устроившись на боку. Лин придвинулась ближе, и Асир прижал ее, придерживая под колено, закинул ногу себе на бедро. Пальцы настойчиво вдавились внутрь. — Больно?
Лин честно постаралась понять собственные ощущения. Сложная задача: она тоже нанюхалась, и главным ощущением сейчас было желание. А пальцы Асира и без того действовали на нее возбуждающе. Всегда.
— Может быть, немного, — неохотно признала она. — Саднит.
— Я попробую… мягче.
— А как ты хочешь? —
