Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская

Но он ведь сказал и другое. «Тебе хватит сил. Это будет непросто, но ты справишься. Разве тебе не нравятся сложные задачи?»
Отлично, как раз сейчас есть время и подходящие условия, чтобы этим заняться. Темно, тихо, спокойно, и никакая идиотка не ворвется с воплем. В том трактате советовали погрузиться в себя, чтобы лучше понять своего анкара, но Лин казалось, что с внутренним зверем тем более может сработать. Правда, медитации, методики самопознания и самокопания она тихо ненавидела еще со времен учебы, когда этой лабудой парили мозги штатные психологи. Ну так что ж, нужно, значит, нужно.
Глаза можно было и не закрывать, но так казалось привычней. Поместить перед внутренним взором то, что имеет отношение к проблеме, но не думать, не вспоминать неприятные моменты, не прокручивать в голове. Просто представить и… разглядеть, что ли? Смотреть, отмечать детали и пытаться их понять.
Нет, ну что за чушь⁈
В конце концов Лин выкинула из головы дурацкие объяснения дурацких методик и начала вспоминать сегодняшнее утро. Исхири сцепился с братом — не играя, как обычно, а всерьез, с рычанием и клочьями шерсти на траве, и Лин инстинктивно рванулась помочь, но ее остановили с двух сторон — Триан и Адамас. Мягкая лапа зверя тяжело опустилась на спину, опрокинула и прижала к земле, а Триан пояснил:
— Не унижайте его непрошеной помощью. Это должна быть его победа или поражение.
— Я поняла, — выдохнула тогда Лин, — не буду, — но зверь внутри не слушал, рвался на помощь, и Адамас чуял, так и не отпустил, пока не подбежал довольный и гордый Исхири. Лин было стыдно, что ее порыв едва не лишил маленького анкара честной победы и заслуженной гордости, а зверь внутри просто радовался, что «младший» в порядке.
Зверь внутри не был анкаром, в этом все дело. Анкары — одиночки, у них есть семья, но нет стаи. Все просто: есть Адамас, его самки, детеныши. Ни Исхири, ни его белый брат, ни их сестры не выбирали себе отца, он просто был, он — данность. А зверь внутри хотел выбирать. Сам. И чтобы его — тоже выбирали. Сами, а не потому что так дано от рождения. Зверь внутри готов был драться рядом с Исхири и отдать за него жизнь, если придется, потому что Исхири выбрал его, и он ответил на выбор. А еще…
От внезапного осознания жар залил не только лицо. Сейчас Лин удивлялась, как не поняла этого раньше. Когда, измучившись намертво засевшим в голове вопросом, записала его на пустой страничке рядом с очередным портретом владыки — «пошла бы я через пустыню за надеждой?» Уже тогда она знала ответ. Надежда — глупое чувство, слишком часто обманывает. Но есть человек, за которым она пошла бы через пустыню даже без всякой надежды. Просто потому что выбрала.
Хоть в чем-то они с внутренним зверем совпали без споров. Выбрать одного вожака — хороший шаг к пониманию, правда?
Лязгнул засов. В тусклом свете лампы охранник-клиба казался безликим, серой призрачной тенью. Он молча шлепнул в миску черпак такой же серой массы и закрыл дверь. Темнота, к которой Лин успела, оказывается, привыкнуть, вновь стала непроглядной. Лин дошла до ужина на ощупь, касаясь рукой стены. Чуть не споткнулась о табурет. Отпила воды из кувшина, нащупала миску. Серая масса оказалась пресной, безвкусной кашей. Но горячая, и на том спасибо. От желудка по телу растеклось приятное тепло, и Лин, завернувшись в одеяло, улеглась спать.
Разбудил ее все тот же клиба — загремел дверью. Сказал, что госпожа Линтариена может позавтракать у себя. Лин даже не сразу сообразила, что уже утро. В камере не изменилось ничего, но из коридора лился внутрь свет, и клиба тоже светил ей, пока Лин поднималась. Путь наверх показался длинным, намного длиннее, чем вчера, когда спускалась вниз рядом с владыкой, малодушно прячась от страха, стыда и вины в коконе его запаха.
Возвращаться в сераль не то чтобы не хотелось, скорее — не хотелось никого там видеть, а главное — слышать. Вряд ли вчера обсосали полностью такую пикантную новость, как драка и карцер для обеих участниц. «Трусишь?» — поднял голову внутренний зверь. Лин хмыкнула: похоже, этой ночью они сильно продвинулись в понимании друг друга.
— Доброе утро, — поздоровалась она с охраной. Кивнула вышедшему на голоса Ладушу: — Доброе утро, господин Ладуш. Простите за вчерашнее. Я погорячилась.
Тот печально вздохнул, но в его взгляде Лин не видела осуждения, только ставшую обычной в последние дни усталость и непонятную насмешку.
— Выспалась? — Ладуш указал на одеяло, которое Лин забрала с собой. — Оставь его здесь, — он потянул носом и едва заметно поморщился: — Пахнет тюрьмой, тебе уже принесли новое. И я очень, очень надеюсь, что в ближайшие дни ты не решишь еще кого-нибудь задушить. Это, конечно, вносит приятное разнообразие в нашу скучную жизнь. Каждый день какое-нибудь приятное разнообразие, — пожаловался он то ли стражнику, стоявшему за плечом Лин, то ли пространству. — Но лучше во всем знать меру.
— Я постараюсь, — Лин хотела бы добавить, что у нее тоже период «приятного разнообразия», но не при охране же откровенничать. Да и ни к чему это Ладушу, ему и без нее проблем хватает. Что-что, а признаки чуть ли не круглосуточной работы Лин были насквозь знакомы и привычны. «Ярмарка и день основания столицы», — вспомнила она. Гости. Наверняка усиленная охрана. Недовольные капризные шишки, кто бы у них тут ни был этими шишками. Пожалуй, стоило удивиться, что владыка нашел вчера время на двух съехавших с резьбы анх.
В серале было тихо. Судя по брошенной на столе посуде и запаху кофе, компания Сальмы уже гуляла в саду. Лин зашла к себе. Кровать была застелена новым одеялом, а вот подушка, на которой вчера сидел владыка, там же и лежала. Лин села рядом, вдохнула все еще сильный, вкусный запах. Она не совсем понимала собственную реакцию, это смущало, но дышать запахом владыки было приятно. Лин переложила подушку на кровать, взяла чистую одежду и пошла в купальни. Сама она, наверное, тоже пахнет тюрьмой.
— Лин!