Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен

Говорил он спокойно, но Мёрси показалось, что быть полубогом, когда люди глазеют на тебя и спрашивают, есть ли у тебя суперсила, не слишком приятно.
– Я ничего не спросила вслух, а все равно теперь как-то неловко, – сказала она.
– Да уж.
От этой кривой улыбочки у нее голова шла кругом.
– Ну, раз уж я все равно опозорилась, давай позориться до конца. – Она уложила локти на стойку и подалась вперед, и даже в полумраке разглядела, как он зарделся.
– Смертный или бессмертный? – угадал он.
– Ты что, читаешь мысли?
– Я не знаю. Смертный я или…
– Серьезно?
– Есть только один способ выяснить. – И опять, говорил он спокойно, но глаза были бездонны.
Мёрси попыталась обдумать понятие бессмертия.
– Так ты не узнаешь, будешь ли жить вечно, пока не…
– Как-то так. Считается, что у всего есть конец, кроме Неведомого, если ты в такое веришь, но эон – это долго, так что… – В уголке губ у него осталось пятнышко глазури, и с ним он казался таким человечным и ранимым.
– Как, должно быть, одиноко.
– Наверное.
– Извини. Неправильно выразилась. Хочу сказать…
Мёрси протянула руку через стойку и коснулась его запястья там, где из-под рукава виднелась голая кожа, и она могла поклясться, что между ними проскочила искорка, как от огнива. Поборов желание отдернуть ладонь, она заговорила:
– Я каждый день встречаюсь с собственной смертностью. Могу заказать модную блузку из каталога по почте, приготовить невкусный ужин и отправиться в кровать с хорошей романтической книгой, но когда я отправляю усопших по Соленому Морю, я знаю, что ни новая блузка, ни этот невкусный ужин, ни хорошая романтическая книжка ничего не будут значить, когда меня не станет. И, честно, это утешает. Это связывает меня с окружающими, кем бы они ни были. Обычно люди закрываются от смерти, но это не меняет того факта, что мы все связаны этой единой нитью. Но ты…
Он катал между пальцев салфетку.
– Дальше.
– В том и дело, да? Живешь дальше и дальше, а все, кого ты знал или любил, состарятся и умрут, а ты останешься. Будто читаешь книжку без конца. Не важно, хорош ли сюжет, хочется, чтобы когда-нибудь все закончилось. Для остальных главный вопрос насчет смерти – «когда», а не «если», но в твоем случае все наоборот: «если», а не «когда».
Он наконец встретился с ней взглядом, ничего не скрывая, и она поняла: большинство боялось умереть, а Харт Ральстон боялся жить.
– Спасибо, – сказал он.
– За что?
– За понимание.
Они неотрывно смотрели друг на друга через стойку, и Мёрси подумала: он в самом деле мог бы ее поцеловать. Подумала – и перехватило дыхание, а губы припухли в ожидании.
Ей что, хотелось, чтобы ее поцеловал Харт?
Едва задала себе этот вопрос, и ответ заревел из каждого уголка, каждой щелочки ее сущности: «Да! Пожалуйста, милые боги, да!»
Взгляд упал туда, где ее пальцы касались его запястья, и Мёрси отдернула руку, будто он мог и не заметить, что она касалась его, хотя жар его кожи все горел на кончиках пальцев.
– А ужин специально невкусный? – спросил он.
Юмор. Спасибо Ловкачу за юмор.
– Только если готовлю сама.
Он вознаградил ее кривой улыбкой и морщинками в уголках глаз.
– Тогда тебе повезло, что Зедди хочет стать поваром.
– Точно.
– Ну, передай ему мои комплименты за торт. – Он уставился на пустую тарелку, и Мёрси поняла, что у него больше нет причин задержаться. – Мне пора, наверное. Завтра с утра смена.
– В божедень?
– Бродяги и браконьеры не особо следят за днями недели.
– Верно.
Он направился к вешалке за шляпой, а Мёрси вышла из-за стойки, чтобы проводить его. Между ними что-то нарастало, менялось, хрупкое как стекло, и Мёрси беспокоилась, что уйди он теперь – и все безнадежно сломается, но в голове было пусто, и она не могла придумать ни единого повода попросить его остаться.
– Спасибо за приглашение, Трупсолл. – Кличка прозвучала скорее тепло, чем оскорбительно.
– Спасибо, что разделил со мной торт, Нахальстон.
Остановившись в дверях, он мял шляпу, и казалось, хотел что-то добавить, но изо рта не вылетело ни звука.
– Постой… У тебя тут глазурь, – сказала ему Мёрси, показывая, где именно, на своих губах.
Он вытер подушечкой большого пальца другой уголок, и сочетание смущения и прикосновения пальца к губам оказалось самым сексуальным зрелищем, которое только доводилось видеть Мёрси.
– Нет, с другой стороны, – прошептала она, завороженная его губами.
– Это все мое изысканное воспитание, – сказал он, избавившись от глазури.
– Да, я так и подумала.
Она поняла, что он тоже пялится на ее губы, и почувствовала себя стоящей на газовой горелке, когда пламя лижет со всех сторон.
– Ну, еще раз спасибо. – Он помялся у двери, опустив руку на ручку.
– Харт?
Она впервые позвала его по имени, а не по прозвищу. Они стояли так близко, что она видела, как вздымается его грудь.
– М-м?
– Кажется, я сейчас натворю глупостей.
– Ладно.
Мёрси встала на цыпочки и поцеловала его в уголок рта – в точности туда, где была глазурь. Отстранилась и посмотрела, как он вытаращился на нее и ничего не сказал, его молчание давило, и она наконец не выдержала.
– Ну? Скажи что-нибудь.
– Все еще жду, пока ты натворишь глупостей.
Сердце Мёрси выстрелило, как пробка от шампанского, когда Харт наклонился к ней, все еще не выпуская из рук шляпу.
– Можно тебя п…
– Да, пожалуйста!
Он помедлил, не отстраняясь, будто собираясь с духом, а потом нежно, ласково коснулся ее губ. Это закончилось слишком быстро, но потом она услышала, как упала на пол шляпа, а он обеими руками погладил ее по лицу и вновь поцеловал, его губы чувственно скользили по ее губам. Она сняла очки, которые закачались на кончиках пальцев, и в этот момент он углубил поцелуй бархатистым языком со вкусом сахара и кокоса. Она обхватила его за шею и притиснула к двери, а пальцы ног поджались, когда он издал невольный гортанный звук, который задрожал в его груди и отразился в ее. Он крепче обнял ее, и везде, где они соприкасались, он был восхитителен.
Мёрси в жизни не целовалась так, что ноги не держат, но теперь от поцелуев Харта Ральстона у нее подгибались колени, и она тряпичной куклой висела у него в руках. Он засосал ее нижнюю губу и прикусил – не до крови, но достаточно, чтобы послать срочное сообщение растущему напряжению у нее между ног.
Губы разомкнулись, и Мёрси втянула воздух, глядя