В расчете на любовь - Марианна Красовская
Жаль, конечно, что рядом нет Андрэса. Кокетничать с ним гораздо интереснее, чем с этими скучными офицерами.
* * *
Наутро мы вместе с Ником, Ефой и всем выводком ее детишек, включая Стефана, отправились гулять по Вышецку. Мне нужна была поддержка подруги, а дети, хоть и привлекали много внимания, но защищали от бесцеремонных вопросов, отвечать на которые у меня пока не было ни сил, ни желания. Вокзальная станция была уже открыта для посетителей, хоть в этом году сюда и не прибудут поезда. Но каждый мог зайти внутрь, посидеть на деревянных лавочках, полюбоваться прозрачными окнами и купить в маленькой лавочке шелковый платок или традиционный икшарский кувшин. Рядом со станцией потные и краснолицые рабочие сажали маленькие деревца с резными бордовыми листьями, мостили дорожки и устанавливали скамейки для ожидающих. Это хорошо, правильно: зачем сидеть в зале ожидания, когда в Вышецке всегда прекрасная погода? Гораздо приятнее прогуляться по небольшому парку и полюбоваться видом на горные вершины, на цветы и деревья. Я подумала, что здесь обязательно нужно установить фонтан и поставить летний павильон с кофе, прохладительными напитками и мороженым. Может быть — даже с пирожками. Люди приезжают с детьми, которые постоянно голодные. Хорошее место для торговли.
После мы отправились в большой парк, который еще не был достроен, но уже полюбился всем горожанам. Здесь все же выкопали пруд и даже перекинули через него горбатый деревянный мостик. Уточек тут пока не было, но имелись крупные пятнистые рыбки, лениво покачивающие плавниками в темной воде. Ник, Гори и другие мальчишки с восторгом кидали им кусочки булки и радостно визжали, когда толстые рыбы благосклонно принимали угощение. Радовали глаз белые статуи прекрасных нимф, яркие клумбы, небольшие беседки и, конечно, любимое детище Ермилина — крытый павильон для питьевой воды. Деревянный, выкрашенный в жизнерадостный голубой цвет, он был украшен тонкой резьбой. Мы заглянули внутрь, попробовали солено-горькую воду, полюбовались на игру солнечных лучей, проникающих через витражные окна, обсудили фрески на стенах. Да, сцены из икшарского эпоса здесь более чем уместны. Ефа с восторгом рассказывала, что вон та чернобровая девушка с кувшином — это будущая царица Фамарь, а этот витязь с длинным копьем — мой очень дальний родственник. Предок Барги, по легенде сразивший последнего икшарского дракона, что хвостом своим сотрясал горы и вызывал камнепады.
Потом мы все пили лимонад в кофейне «Чайная роза». Детям этот момент понравился больше всего. Они с удовольствием пробовали пирожные, шумно радовались пузырькам в бокалах из разноцветного стекла и спрашивали, когда мы еще пойдем на такую замечательную прогулку.
Я, признаться, надеялась, что не скоро. Шум и суета вокруг мне уже порядком надоели. Разболелась голова, устали ноги. Ник, впрочем, вел себя в пределах приличий. Не капризничал, не убегал, не канючил. Дети Ефы тоже были отменно воспитаны. Меня удивила их нежная дружба: старшие трепетно заботились о младших, Стефан, мальчишка пятнадцати лет, то и дело интересовался у мачехи, не утомилась ли она, не хочет ли присесть в тенечке, он же присматривал за самым младшим братом и развлекал его, когда тот начинал уставать.
Пятеро сыновей — и никаких драк или ссор! Удивительное дело. Должно быть, они и дальше будут друг друга поддерживать! Я никогда не страдала от одиночества. Даже с кузиной Минорой была не слишком дружна. Мне нравилось быть единственным ребенком в семье, ведь все внимание, все подарки, все отцовские вечера принадлежали мне одной, и я была уверена, что и Николас останется у меня единственным сыном. Для чего мне еще дети? Разве не лучше будет все дать ему одному? Но теперь я задумалась. Он так славно общается со всеми братьями Ермилиными… Может быть, братик или сестричка стали бы ему в радость? Интересно, Барги любит детей? А что, если я однажды сниму противозачаточный артефакт со своего пальца?
Ах нет, какие глупости, право, лезут мне в голову! Верно, я перегрелась на солнце!
— Как стемнеет, поедем в купальни? — предложила мне Ефа. — На твоем авто!
— Разумеется, — поспешно согласилась я. — Ой, а кто это за столиком в углу? Это ведь господин Морозко? Он, кажется, менталист?
— А, да, вроде как, — Ефу совершенно не интересовали никакие Морозки, а мне этот мужчина в очках понравился еще на допросе. Интересно, если я приглашу его к нам за столик, это будет совсем неприлично? Или все же наличие шестерых детей и госпожи Ермилиной — достаточный щит от недобрых языков?
Но Морозко, заметив мой интерес, лишь кивнул и отвернулся, явно демонстрируя равнодушие. Что ж, нет так нет. За мужчинами я не бегаю. Это они должны проявлять активность.
— Ах, Альмира, дорогуша! — к нашему столику подплыла госпожа Шанская, главная сплетница Большеграда, которой сей маленький городок был на один зуб. Я ей даже обрадовалась: она-то мне и нужна. — Где же вы пропадали?
— Госпожа Береника, а вы еще не уехали? — притворно удивилась я. — Я слышала, вы собирались домой еще две недели назад!
— Здесь так тепло и красиво, — томно улыбнулась Шанская. — Мы с супругом решили задержаться до начала осени. К тому же за моей Виолой ухаживает такой приятный молодой офицер с Севера, я не хочу разрушать возможное счастье молодых людей!
Ага, все ясно. Офицеров в Большеграде днем с огнем не сыщешь, там больше студенты. А тут подвернулась неплохая партия. Можно и задержаться. Нисколько не осуждаю.
— Да, Вышецк — славный городок, я собиралась здесь остаться надолго, — проворковала я. — Но, возможно, мои планы изменятся в самое ближайшее время.
— Ходят слухи, что вы сбежали с каким-то князем в Икшар, — страшным шепотом поведала мне Шанская. — Неужели это правда?
— Глупости, — отмахнулась я. — Сами посудите, зачем мне это? Я просто… гостила у доброго друга. И даже не подозревала, что мой отъезд наделает столько шума! Я ведь оставляла записку, но горничная, должно быть, ее выкинула.
Шанская прищурилась с подозрением, но я улыбнулась ей безмятежно и искренне, как обычно улыбалась поклонникам, убеждая их, что мне совсем никто из мужчин не нравится. Во всяком случае, мое сердце свободно. Но, возможно…
— И кто же этот
