Хозяйка поместья с призраками - Алекс Ривер
Но главным испытанием стал хлеб. Мука заканчивалась. Анна вытащила на свет божий старую мельницу-крупорушку из чулана, радуясь, что рачительные слуги, занимавшиеся поместьем прежде, её не выкинули. Они мололи в крупную зернистую муку подсушенные желуди, предварительно вымочив их от горечи. Получалась, конечно, не совсем мука, а нечто серое и комковатое, но, когда Лилия испекла на углях лепешки, оказалось, что они неплохо утоляют голод.
Их трапезы были скудными: похлебка из крапивы и щавеля, варево из чечевицы, желудевая лепешка, печеное яблоко или груша-дичок на десерт. Но они ели это вместе, у своего камина, и это рождало между ними прочное чувство общности. Они были командой.
И иногда их ужин волшебным образом дополнялся. То на столе появлялась горсть спелых лесных ягод. То в котелок с похлебкой кто-то подбрасывал пучок ароматного чабреца. Однажды утром они нашли на крыльце связку сушеных грибов, аккуратно нанизанных на травинку. Анна все больше убеждалась: их тихие сожители не просто наблюдали. Они принимали их. До поры до времени.
– Господи, какая же я дура! – обругала себя девушка, увидев лесные дары на старом рассохшемся дереве. – Мы ведь можем сходить в лес и набрать грибов и ягод сами.
– Ой, барышня! – Лилия уставилась на неё круглыми глазами. – Не надо! Чем хотите заклинаю!
– Почему?
– Да что ж вы, не знаете? Проклятые тут места. Не все, то есть, но кто знает, где ещё лес обычный, а где уже проклятый начинается.
– Глупость какая! – разозлилась Анна. – С чего ты взяла?
Она смутно припоминала памятью Анастасии, что какие-то нехорошие слухи и впрямь ходили вокруг несчастного глухого Дельборо, может, потому здешнее имение и не сгинуло следом за остальным богатством фон Хольт. Но умереть голодной смертью из-за суеверий – чушь заоблачная.
– Так… герцог же… – почти прошептала Лилия.
– Какой Герцог? – не поняла Анна.
Лилия огляделась, словно опасаясь, что их кто-нибудь услышит, но вокруг не было ни души, и служанка почти прошептала:
– Герцог Каэлан. Он… отступник, пользует чёрную магию. Его сам король боится. Потому сюда и сослали. И в лесах здешних потому ходить и не нужно. Уж больно недалеко от его владений. Я когда девчонкой совсем сюда приезжала с вашей матушкой, тут местные дети пропали. Говорили, что это он. То ли выкрал для каких-то своих чёрных ритуалов, то ли нечисть его в лесу их съела.
Словно в ответ на эти суеверные откровения, налетел сильный порыв ветра, заставив Анну плотнее закутаться в свой потёртый плащ. Ей пришлось пообещать паникующей служанке, что в лес они ходить не станут. Оставалось только надеяться на милость их семейных призраков.
Но и тут случилась неожиданная неприятность, когда Анна, решив расчистить чердак над библиотекой, совершила ошибку.
Она нашла там старый сундук. Явно не простой – резной, с замысловатыми символами и заржавевшим замком. В нем, ей почудилось, могло быть что-то ценное: ещё столовое серебро, семейные реликвии, которые можно было бы вновь обменять на муку в деревне. Поэтому, не долго думая, она взяла лом и, несмотря на странное чувство тревоги, с силой поддела крышку.
Дерево с треском поддалось. В тот же миг в доме что-то изменилось. Воздух сгустился, стал тяжелым и колючим. Тишина, прежде бывавшая задумчивой или печальной, стала звенящей и враждебной.
Анна заглянула внутрь. Ни серебра, ни драгоценностей там не было. Лежали лишь связки писем, засохший цветок и миниатюрный портрет молодой женщины с печальными глазами. Личные, никому не нужные вещицы. Никому, кроме той, кому они принадлежали.
Анна не успела ничего понять, как с грохотом захлопнулась дверь в библиотеку. Одновременно погасли все свечи в комнате. Со всех сторон послышался тихий, но яростный шепот, словно десятки голосов осуждали ее на непонятном языке. По спине побежали ледяные мурашки.
– Барышня? – испуганно позвала снизу Лилия. – Что там? У меня дверь не открывается!
– Я… ничего, всё в порядке! – крикнула она в ответ, но голос дрожал.
В темноте предметы на полках начали трястись и с грохотом падать на пол. С потолка посыпалась пыль. Дом, который начинал казаться им почти дружелюбным, внезапно взбунтовался, показав свои истинные, грозные черты.
Анна отшатнулась от сундука, понимая, что совершила чудовищную ошибку. Она не нашла сокровище. Она осквернила чью-то память.
– Прости! – крикнула она в наступающую со всех сторон темноту, чувствуя себя невероятно глупо и страшно одновременно. – Я не знала! Я не хотела беспокоить твою память! Я сейчас закрою его и все верну как было!
Она на ощупь нашла крышку сундука и с трудом водворила ее на место. Шепот стих, но гнетущая атмосфера не исчезла. Она чувствовала на себе десятки осуждающих, невидимых взглядов.
Вдруг в конце зала, у камина, слабо затлела одна-единственная свеча. Возле нее на кресле сидела та самая женщина с портрета – прозрачная, едва видимая, с лицом, искаженным горем. Она не смотрела на Анну. Она смотрела на сундук, и по ее эфемерным щекам текли такие же эфемерные, но от этого не менее печальные слезы.
Анна замерла, затаив дыхание. Гнев дома утих, сменившись всепоглощающей скорбью.
Она медленно, очень медленно подошла к сундуку, взяла его – он оказался на удивление легким – и отнесла в самый темный, дальний угол чердака. Она не запирала его, а вместо этого аккуратно накрыла старым пледом, словно укрывала одеялом спящего.
– Я больше не трону, – прошептала она. – Обещаю.
Когда Анна спустилась вниз, двери уже были открыты. Лилия, бледная как полотно, смотрела на нее испуганными глазами.
– Что это было? – выдохнула она.
– Инструкция по технике безопасности, – горько усмехнулась Анна, все еще чувствуя дрожь в коленях. – Урок усвоен. Здесь есть не только безобидные тени прошлого. Здесь есть боль, которую нельзя тревожить, если не хочешь поплатиться.
Вряд ли служанка поняла значение первой фразы, но суеверно «перекрестилась». Местные делали это забавно – вместо четырёх точек обозначали восемь, и не крест– накрест, а по кругу. Из памяти Анастасии Анна даже выудила несколько молитв восьмерым божествам. Вот так, политеизм. Но к этому она уже привыкла, тем более что никогда не была набожной в своей первой жизни.
В тот вечер они сидели у камина особенно тесной кучкой. Лепешки казались горькими, а чай, к радости Анны, найденный пару дней назад в старом ящике
