Моя по праву зверя - Алисия Небесная

— Ромашка — на мир, — шепчет Кайла. — Полынь — от злых языков. Чабрец — на силу в доме и здоровье.

Запах поднимается с паром. Формуем каравай вместе. Не мастерски, по-домашнему — круглый, плотный. Сверху я вылепляю простой узор: солнышко в центре и две веточки по бокам — как знак равновесия.

— Так всегда пекли на первую брачную ночь, — говорит Амалия. — Без затей, но с душой. Чтобы хлеб знал, что в этот дом идёт любовь.

Я смотрю, как края каравая становятся гладкими под руками. Он тёплый, живой, будто дышит. Печь уже растоплена — заблаговременно, как велит обычай. Когда каравай отправляется внутрь, в самое сердце жара, в доме становится особенно тихо. Мы уходим в соседнюю комнату доделывать платье. И только теперь я замечаю, сколько девочки успели. Основная работа — уже позади. Осталось лишь украсить.

Кайла держит в руках моток красной нити.

— Вдоль подола, — шепчет она. — Чтобы злое не прилипло.

— И по рукавам, — добавляет Алекс, затягивая последний стежок красной нити, — чтобы дурное не проникло в дом.

Глажу ткань ладонью. Белое платье чуть шуршит под пальцами — свежее, простое, будто дышит. В нём нет ни золота, ни камней. Только нити, и руки тех, кто рядом. И в этом вся сила. Девичья. Омежья. Настоящая.

Время.Солнце клонится к горизонту. Стая уже ждёт.

Я обнимаю девочек, тепло, крепко. Кто-то целует в лоб, кто-то держит за руки чуть дольше, чем нужно.

— Возвращайся с добычей, Белла, — улыбается Кайла.

— С честью, — добавляет Миша.

Я выхожу. Глубоко вдыхаю. И позволяю волчице выйти наружу.

Мгновение — и я уже не человек.

Огонь внутри превращается в инстинкт. Острые уши. Обострённое обоняние. Пульс стаи где-то вдалеке, но я одна. Сейчас — только я, лес и охота.

Бегу. Мягко, неслышно. Земля под лапами — тёплая, шуршащая. Пахнет корой, хвоей и… жизнью.

Мелкая дичь не интересует — вон те следы, совсем свежие. Косуля.

Молодая, одинокая. Не травмированная — но медлительная. Возможно, просто отстала от стада.

Я замираю. Слушаю. Волчица внутри тянется вперёд. Спокойно, уверенно.

Сначала шаг — потом ещё. Мгновение — и я вижу её. Она пьёт воду у ручья. Шея вытянута. Ничего не подозревает.

Рывок. Прыжок. Всё быстро, без лишней боли. Она падает сразу.

Я стою над добычей, дыша часто.

Сердце гремит в груди. От понимания: это не просто мясо. Это — дань. Подношение.

Пища для стаи. Символ того, что я могу быть частью. Что не вернусь с пустыми лапами. Подымаю голову — небо уже в звёздах. Пора домой. Не успеваю пройти и полпути, как воздух меняется.

Резкий запах. Медведица.

Выходит прямо на тропу. Шерсть дыбом, тяжёлое дыхание. Не нападает, но явно раздражена. Ищет. Возможно, потеряла медвежат — тогда она в ярости.

Не отрываю взгляда. Она обнюхивает воздух. Рычит. Делает шаг в мою сторону.

Я глухо рычу, но без вызова. Хочу показать: уйду, но не боюсь. Но она так встревожена, что не реагирует. У меня проблемы.

Глава 43

Сегодня Белла станет моей женой. Омегой. Луной. С утра весь на нервах, хоть я и не подаю виду.

Отец с рассвета на ногах — лично проверяет место обряда, расставляет охрану, координирует старейшин. Всё должно пройти безукоризненно. Он гордится. Это видно. И, как ни странно, это приятно.

Каравай, который Белла испекла накануне, стоит в центре длинного деревянного стола. Его ещё никто не трогал — таков обычай. Он словно символ её шага в мою стаю, в мою жизнь.

Я смотрю на него — и думаю о ней. Скучаю. До чёрта скучаю.

Не виделись всего сутки, но тело помнит. Запах. Тепло. Губы. Глаза. Волчица в ней откликается на моего зверя — и мне этого уже не забыть.

— Волнуешься? — слышу голос отца за спиной. Подходит, кладёт руку на плечо. Весомо. По-мужски.

— Да, — отвечаю честно. Без пафоса.

Он усмехается, но с мягкостью.

— Я помню, как ждал твою мать. Она была самой красивой из всех, кого я знал. И самой упрямой. Я переживал, что не справлюсь. Что не удержу. Но любовь — она такая. Не спрашивает, готов ты или нет.

Я молчу. Думаю.

Отец продолжает:

— Но ты другой. Сильнее. Твёрже. И Белла твоя не просто омега. Она твоя пара. И ты это знаешь.

Я киваю. Знаю. Потому и волнуюсь.

Наш разговор прерывает Брендон. Он появляется бесшумно, как всегда, но запах… запах тревоги опережает его слова. Мне это уже не нравится.

— У нас проблемы, — говорит тихо, почти не разжимая челюсти. Я поворачиваюсь к нему всем телом.

— Что не так?

— В лесу медведица. Злая. Ищет медвежат. Пауза. — Белла там же.

Холодок пробегает по позвоночнику. В груди сразу — сжатие, в горле — хрип. Волк внутри вздыбился.

— Если они встретятся…

Он не договаривает. И правильно. Не стоит. Потому что я уже знаю. Я уже чувствую, как внутри начинает кипеть ярость.

— Где она была в последний раз? — голос мой ниже, чем обычно. Ровный. Холодный.

— Район старого ручья. Алекс говорит, ушла туда чуть до заката. Ещё не вернулась.

Я сжимаю кулаки. Стая начинает что-то чувствовать. Слуги замирают, кто-то с краю уже смотрит в мою сторону.

— Поднять охрану. Половину — со мной, половину — на выход к северной тропе.

Я уже разворачиваюсь.

— Брендон. Она не должна быть одна. Ни секунды. Найди. Верни. Целую.

Он кивает и исчезает.

А я… Я больше не жених. Я — альфа. И моя пара в опасности.

Через несколько минут докладывают:

— Селена. С матерью. Ушли в том же направлении. Тридцать минут назад.

Я замираю. Волк внутри ощетинился. Это уже не просто тревога. Это злость.

Селена. Знала, куда идёт Белла. Знала, что обряд — сегодня. И всё равно пошла.

И не одна — с матерью. Та, что умеет говорить так, будто решает за Совет.

— Чёрт, — выдыхаю сквозь зубы.

Теперь это пахнет не просто бедой. Это уже попытка вмешаться. Или хуже — испытание, которое может закончиться кровью.

Я чувствую, как пульс уходит в уши.

В груди всё сжимается — будто что-то рвётся наружу. Волк требует действия. Немедленно.

— Где патруль? — рычу.

— Уже в