Гадкий утёнок. Вернуть любовь - Джейн Реверди
Память тут же подсказала мне, что Крюшоны были нашими соседями — территория их маркизата начиналась в нескольких лье от Вердена. Их отношения с семейством Деланж были вполне дружескими, так что такое приглашение на вечер было вполне возможным.
И я увидела, как на губах Дороти мелькнула улыбка. Пожалуй, если нас действительно пригласят, это будет весьма кстати. Это будет возможность сразу прояснить ситуацию для всех наших соседей. Я должна показать местному обществу, что вернулась домой и дать понять, что расторгнутая помолвка вовсе не ввергла меня в уныние.
Так что мы заказали сразу несколько платьев — бальное для Дороти (при отъезде из столицы она была вынуждена сдать кастелянше дворца те платья, что шились для нее как для фрейлины) и пару красивых, но достаточно практичных для меня. В них я смогла бы и наносить визиты, и принимать гостей. А вот на бал я могла отправиться в том наряде, в котором я ходила в театр в столице. Вряд ли здешняя модистка могла сшить мне что-то более изящное.
Правда, я была еще не уверена, что всё-таки буду приглашена на этот бал. Кто знает, вдруг Крюшоны решат, что я у короля в опале, и предпочтут не поддерживать знакомство со мной.
Но опасения оказались напрасными. Когда вечером мы вернулись из Верден домой, конверт с приглашением уже дожидался меня.
— Надеюсь, мы приятно проведем время на балу! — мечтательно сказала Дороти.
О да, я тоже на это надеялась. И даже собиралась отважиться там потанцевать. Те самые кадриль или контрданс, которые были Беренис знакомы. Мне следовало осваиваться тут, а умение танцевать было необходимым для каждой барышни.
Но до бала была еще неделя, и сейчас я занялась хозяйственными делами.
Я привыкла к тишине дворца, где многие действия совершались исключительно потому, что так было положено. А здесь всё имело смысл: топор в руках садовника, скрип телеги, смех крестьянских детей, что пасли на лугу коз. Всё казалось настоящим и нужным.
Я встала на рассвете и спустилась во двор. Слуги поначалу смущались, когда видели меня среди них: хозяйка в простой накидке, без драгоценностей, с распущенными волосами. Но вскоре привыкли, и теперь уже не прятали улыбки, когда я помогала с мелочами: поднять корзину с яблоками, спросить про запасы зерна, наметить, какие крыши нуждаются в ремонте.
— Миледи, — сказала мадам Верье однажды, — если будете трудиться, как мы, так и здоровья не хватит.
Я рассмеялась и ответила:
— А если не трудиться, как вы, то и поместья не будет.
Дороти же всё это воспринимала как приключение. Она училась у поварихи месить тесто, и вся кухня вздрагивала от её восторженных возгласов, когда из печи выходил хлеб, пусть и неровный, но её собственный. Она бегала в сад за яблоками, пыталась кататься на старом пони, и даже однажды решила помочь в прачечной, чем вызвала у слуг и смех, и симпатию.
— Никогда бы не подумала, что мне понравится пачкать руки, — призналась она вечером, сидя у камина со щеками, розовыми от усталости. — А оказывается, это даже… приятно.
Я смотрела на неё и видела, как она меняется. Придворная жеманность, осторожность в словах и жестах постепенно исчезали, словно платье, которое можно снять и отложить в сундук. Вместо этого появлялась живая, тёплая девушка, какой она, наверное, всегда была, но скрывала под маской.
Слуги приняли её как свою. Они смеялись вместе с ней, делились историями, и порой я замечала, что Дороти сидит в кругу работников, слушая их разговоры, будто это самое естественное место на свете.
Я же, занимаясь делами поместья, всё чаще чувствовала уверенность. Да, я больше не была невестой короля. Но у меня был дом, люди, которые доверяли мне, брат, за судьбу которого я молилась каждый вечер, и подруга, которая стала частью моей новой жизни.
Однажды вечером мы с Дороти вышли в сад. Воздух был густ от запаха прелых листьев, звёзды висели низко, и я подумала, что в столице их никогда не видно такими ясными.
— Знаете, Беренис, — сказала она тихо, — я боюсь только одного: что всё это — сон, и однажды я проснусь опять при дворе.
Я взяла её за руку и ответила:
— Тогда будем держаться за этот сон обеими руками. Чтобы он никогда не кончился.
И, глядя на её счастливые глаза, я впервые за долгое время поверила: новая жизнь действительно возможна.
Глава 27. Приглашение маркиза Крюшона
За два дня до бала, когда я наблюдала за тем, как горничная вешала на окна в гостиной новые портьеры, мне доложили о визите мадемуазель Крюшон.
Дочерей у маркиза было две, но, как подсказывала мне память, Беренис была дружна со старшей, Алоизой. И это действительно была она.
— Как рада видеть тебя, Беренис! — она подошла ко мне и крепко меня обняла. — Надеюсь, дорога из столицы была спокойной?
Она огляделась. Я уже кое-что успела поменять в гостиной — портьеры, обивку стен и большого, стоявшего в центре дивана. Но многое еще нуждалось в обновлении. И всё же перемены были заметны, что и не преминула ответить мадемуазель Крюшон.
— Здесь стало очень мило! У тебя тонкий вкус!
Горничная принесла чай, и пока мы с Алоизой отдавали должное свежим булочкам с марципаном, мы беседовали исключительно на нейтральные темы: о зарядивших вдруг дождях и возможном неурожае пшеницы, который может за этим последовать. Ни я, ни она словно не решались обсудить что-то более важное.
И только когда поднос с посудой был унесен, гостья всё же перешла к более щепетильной теме, ради которой наверняка сюда и прибыла.
— Мы были удивлены, когда узнали о твоем возвращении, Беренис! — в ее глазах мелькнуло любопытство.
И я прекрасно понимала и не осуждала ее за него. Такие новости в провинции были редки и охотно обсуждались во всех светских салонах.
А поскольку я промолчала, она продолжила:
— Мы слышали, его величество объявил, что ваша помолвка была расторгнута из-за того, что ты намерена быть рядом с братом, дабы помочь ему оправиться от ранения и подняться на ноги, — она сделала паузу, но я на это лишь молча кивнула. — Разумеется, это очень благородно с твоей стороны, но все мы понимаем, Ниса, что это ужасно глупо!
