Дочь мольфара - Ри Даль

Между тем камнем и другим валуном застрял оторванный кусок нарядной юбки — красный с вышивкой. Вышивали наряд особым крестом по особому узору специально для заречения юной Каталины. Обереги, что никак не уберегли несчастную девушку.
— Каталинушка моя! Краса моя ненаглядная!..
— Уймись, — прохрипел отец Тодор.
Он хотел было пнуть жену сапогом, но сдержался. Не здесь, не при людских глазах.
Он уже совсем извёлся, ночь не спал. Молился, молился и снова брёл на поиски дочери.
На другой день уже вся деревня встала целой общиной. С первой зари до темна шерстили лес. Находили следы, находили всякое. А Каталины не находили. Канула она, как сквозь землю провалилась.
— Видать, повесилася! — шептали бабки на углах.
— Потопла она! Зараз бачили ей у озерца!
— Где?! — рявкнул голова Шандор, заслышав свежие сплетни. — Кто видел?!
— Я… — проронил тоненький белобрысый мальчик с сопливым носом. — Я видел…
— Ничого ты не видел! Брешешь! — закаркали на него бабки.
— Видел! — протестовал малец. — Видел! Не у озера она утопла! С горы скинулася!
— Язык бы тебе оторвать!
— Цыц! — прогремел голова. — Показывай гору.
— Там, — кивнул мальчик на тележную дорогу. — Там она гуляла с ночи.
— Почём знаешь?
— Рыбок ловить спозаранку шёл. Тени её приметил, — он звучно втянул ноздрями густые сопли и осенил себя святым перекрестьем. — Богом клянусь, видел!
Третьего дня прошли боровчане горными тропами. Обыскали и тот склон, на который ткнул деревенский мальчишка. Снова нашли обрывки одежды, а кое-где — уже засохшие и почерневшие следы крови. Но ничего путного из этого не складывалось. Уж тем паче, невозможно было сложить из найденных фрагментов былую Каталину.
Попадья выла. Ветер решил поддержать её скорбь и задул сильнее, а за ним подтянулся уже и дождь. Тихий-тихий. Но постепенно он усиливался.
Отец Тодор прокопчёнными от неустанных молитв глазами глядел на кипучую реку внизу. Река шумела и передразнивала пролитые слёзы, будто ухохатываясь над горем.
— Туда, — сказал святой отец и уверенным чеканным шагом пошёл искать спуск к реке.
Сельчане поспешили ему вслед. Попадья грузно поднялась с земли. Руки её уже были по локоть в крови, но матушка не обращала на них внимания. Она пошла вместе со всеми туда — к горному потоку, в гремучее ущелье.
— Теченье скорое, — сказал голова Шандор. — Ежели чего, унесло далече…
— Искать, — выдохнул отец Тодор.
Его трясло, пронзало каждую мышцу. Под левым ввалившимся веком пульсировала жилка. Он ступил на скользкие камни у края потока. Бесполезно искать тут следы, бесполезно продолжать поиски.
— Искать, — повторил священник, указывая вниз по реке.
Минуя проломы и заводи, сваливаясь в ледяную воду, обмораживая конечности до спазма, он упорно прокладывал дорогу всё дальше и дальше от истока. Шандор не оставлял святого отца, как и рыдающая Ксилла. Многие сельчане также пошли в указанном направлении. Но и многие бросили это занятие. Они потрудились три дня — достаточно, чтобы дать досужим сплетням разрастись вволю, но слишком много на одну бедовую девку.
Кое-кто уже поднялся обратно на обрыв и наблюдал сверху за неравной борьбой людей и стихии. Вода никого не щадила. Видать, и Каталину щадить не стала…
— Гляньте! — заорали с вышины.
Истерический вопль подхватил ветер и разнёс по ущелью. Почти сразу к первому голосу заторопились новые голоса:
— Каталина! Каталина! Живая!!
— Матерь божья…
Мужики поснимали шапки, бабы завизжали, дети захныкали.
Голова Шандор перекрестился. Отец Тодор замер в оцепенении.
Одна Ксилла на своих толстенных ногах понеслась по камням. Её с головой поливала горная вода. Алые пальцы, только-только отмывшиеся от кровавых следов, вновь страдали уже новыми ранами. Повязанный наискось платок растрепался, обнажив уродство. Но попадья не думала об этом.
Она смотрела на дочь, что стояла целой и невредимой на плоском выступе. Стояла и… смеялась.
— Дитятко моё! — закричала Ксилла, протирая к Каталине избитые руки.
Каталина продолжала смеяться. Она бодро спрыгнула гибкой кошкой на сухую окраину, не обратив внимания на плачущую мать. Движения её были плавны и безупречны как сама вода. Распущенные светлые волосы раздувало по ветру золотыми змеями. Жестокую улыбку ничто не омрачало, даже начавшийся дождь. Каталина шла под ним смело в одной нижней белой рубахе, что облепляла её тончайший стан самым бесстыдным образом.
— Здравия вам, честные люди, — хохотнула она красными губами на бледном лице. — Не меня ли ищете?
— Каталина?.. — хмуро глянул на неё голова Шандор и почему-то отступил на шаг назад.
— Я, — ехидно улыбнулась Каталина и зыркнула на отца с неприкрытым вызовом, какого Тодор отродясь не видал ни в чьём взгляде.
— Ты — не моя дочь… — проронил он потрясённо.
— Твоя, папенька, — улыбнулась Каталина.
— Слава тебе, боже! Слава! — примчалась Ксилла.
Она уже принялась стягивать с себя насквозь промокший тулуп, чтобы обогреть родную кровину. Однако Каталина остановила её.
— Он пусть отдаст мне свою одёжу, — и срамно показала пальцем на отца.
Ничего не понимающие сельчане то опускали глаза, то что-то бормотали себе под нос. Каталина — не Каталина. С виду — она. А говором — совсем не она. И повадками — точно не она. Да всё равно ведь живая, при свете дня ходящая. Стало быть, человек…
— Чудо… — неуверенно сказал кто-то из мужиков.
— Чудо! — подхватили бабы. — Чудо! Чудо!
Голова Шандор поглядел на сельчан, на бледного Тодора, на перекошенную Ксиллу, на улыбающуюся Каталину. Он снял свой тулуп и подошёл к девушке, укрыл её одёжей для тепла. Она облизнула красные губы и глянула столь лукаво, что сельского голову пробрало до костей от того взора.
Тем не менее, он возвестил так, чтобы все присутствующие его услышали, запомнили эти слова и передали остальным:
— Чудо к нам снизошло! Жива Каталина! И бывать свадьбе! Бывать!
Глава 13
— Христом-богом клянусь! Так и было! — горячо убеждала Илка, прижимая руки к груди и вся трясясь, что лист осиновый на ветру.
Агнешка слушала подругу, качала головой. Не то, чтобы не верилось ей в такие россказни, но и за чистую монету принимать она не спешила. Мало ли, что по углам мусолят. Ей самой выпало несчастье быть прозванной ведьмой, хотя ни ведовства, ни колдовства Агнешка отродясь не знавала.
То,