Моя по праву зверя - Алисия Небесная
Что это?..
Я смотрю в стакан. Пусто. Только капля на дне. Лимон. Лёд. Ничего подозрительного. Но тело не врёт.
Температура растёт. Бедра хотят двигаться. Грудь набухает от каждого баса. Кожа кажется слишком чувствительной — даже воздух об неё трётся, как ткань.
И запах. Он вдруг всюду. Волчий. Мягкий, пряный, дикий. Он тянет, гипнотизирует. Я ищу его глазами.
Райн.
Где он? Я точно видела, как он выходил на балкон. Может, курить? Может, кто-то позвал?.. Я шагаю к выходу, вглядываюсь в лица, но в клубе всё плотно: вспышки света, смех, чужие руки, чужие глаза. Ни его силуэта, ни знакомого запаха.
В груди вдруг становится тесно, как будто то, что должно было быть рядом — исчезло. Я разворачиваюсь, пытаюсь прорваться обратно — и тут он.
Не Райн. Тот самый. Парень с барной стойки. Тот, что лез. Тот, что шептал.
— Я же говорил, много теряешь, — ухмыляется.
Он появляется слишком близко. Словно тень, что ждала за спиной. Я отступаю — тело подсказывает опасность, но движения вялые. Не хватает воздуха. Не хватает… воли?
Он тянет руку. К лицу, к волосам. И я чувствую, как всё во мне сжимается, но тело словно не моё.
Я пытаюсь разглядеть его лицо — раньше оно казалось просто пустым, но сейчас…
Что-то в глазах. Нечеловеческое.
Он тянет меня за руку — не грубо, скорее мягко, почти игриво. Танцевать? Я киваю. Сейчас — почему бы и нет. Тело просит движения, огня, близости.
Запах у него другой. Не Райн, нет — не тот, что цепляется за подсознание, как метка. Но этот тоже... не отталкивает. Теплый, с горечью пряностей, с ноткой чего-то знакомого, но неуловимого.
Он прижимает меня к себе — уверенно, намеренно. Танцует хорошо. Ведёт, не даёт сбиться. Тело подстраивается — бедро к бедру, рука на спине, другая скользит вниз и снимает с меня куртку. Легко. Как будто так и должно.
Он что-то шепчет мне на ухо. Слова теряются в музыке, но голос — как тепло в животе. Шепот — обволакивает. Зубы — острые, скользят по мочке.
Я вздрагиваю, внутри всё скручивает, будто нервы собрались в один узел, и кто-то резко потянул за него.
Дальше всё начинает плыть.
Музыка — будто не снаружи, а внутри. Она прорастает через меня. Я не чувствую пола. Или это уже не важно?
Я не замечаю, когда оказываемся у стола. Когда он сажает меня на край, а сам стоит между моих ног. Пальцы на моей шее, на талии. Лица вокруг — расплывчатые.
Мужчины. Повсюду мужчины. И все смотрят. Или не смотрят. А мне всё равно.
Музыка играет особенно красиво, будто звучит специально для меня. В теле всё пульсирует — тепло, мягко, глубоко. Хочется ещё немного движения, ещё немного дыхания, ещё немного ритма.
Незнакомец рядом, его рука скользит под топ, ищет доступ, которого я не даю. Прикосновение кажется чужим, слишком резким, слишком своевольным. Мне вдруг становится тесно, сидеть больше невыносимо.
Отталкиваю его ладонь, не злобно, но чётко. Хватаюсь за край стола и легко взбираюсь наверх, как будто там моё место. Под светом, под звуком, под взглядами.
Я танцую — с удовольствием, с огнём, с ощущением, будто весь клуб вертится вокруг меня.
Но длится это недолго. Я чувствую его раньше, чем вижу.
Он подходит сзади — тихо, размеренно, будто всё ещё сомневается, но не останавливается. Запах накрывает первым: знакомый, тёплый, звериный — как память о чём-то важном, потерянном и вдруг вернувшемся.
Его ладони ложатся на талию, мягко, но с силой, и он подтягивает меня ближе — не спрашивая, не колеблясь. Райн
Тело отзывается мгновенно — будто всё это время ждало именно этого. Не просто прикосновения.
Глава 12
Она прижимается — вся, без остатка. Мягкая, горячая, скользит в руках, будто ищет, куда вжаться глубже. Бёдрами — ко мне, грудью — в грудь. Дышит в ухо, тянет за волосы, кусает мочку, стонет тихо, как будто давно принадлежит.
Волк внутри взвывает — вот она, самка, его. Просится. Течёт. Отдаётся, как будто не может иначе.
Но я чувствую — не то.
Под кожей — не её жар, а искусственный. Вкус на губах — сладкий до тошноты. Запах — не её. Возбуждение с привкусом чужой воли. Химия, а не инстинкт. Подстава, которую влили в кровь, чтобы толкнуть в руки.
Я сдерживаюсь. Зверь рвётся — но я держу. Веду её к воде, почти волоком, почти не дыша. Каждый её шаг — искушение. Каждый вздох — вызов.
Она смеётся, легко и беззаботно. В её смехе нет ни тени тревоги, хотя я крепко сжимаю её бёдра, сдерживая внутреннего зверя.
— Ты всегда был таким горячим, — шепчет она, пока я несу её к воде. Голос ленивый, вкрадчивый. Как сирена, которая поёт не для того, чтобы звать, а чтобы утащить на дно.
— Белла, — предупреждаю, но она только посмеивается, трётся щекой, утыкается носом в шею.
— Запах твой… как дурман. Хочется снова и снова. В тебя хочется нырнуть с головой — и не выныривать, — шепчет, проводя губами по коже.
Сдерживаюсь. Зверь внутри воет, скребёт под рёбрами. Он слышит зов, чувствует жар её тела — и хочет сорваться. Но это не её голос. Не её выбор. Это чужой яд по венам.
— Перестань, — хриплю. — Или я не смогу.
— А ты не хочешь?.. — Она вскидывает на меня глаза, в которых горит дурман и что-то ещё, более острое. Боль? Грусть? Вопрос?
— Не так. Не сейчас, — Отвечаю глухо. По-мужски. Решительно.
Она хмурится. И только тогда до меня доходит: за всей этой игрой, шепотом и прикосновениями она ищет ответ. Реальный. Мой. И я должен его дать — честно, без гнева и страсти.
— Мы на месте, — говорю, опуская её на землю. Луна заливает берег серебром, вода темнеет под камышами, прохлада пульсирует в воздухе.
Она делает шаг — босыми ступнями по холодной траве — и тут же отскакивает, будто очнулась.
В глазах вспыхивает растерянность, а за ней — узнавание, словно сквозь туман в крови пробилось что-то настоящее.
И страх — не передо мной, а перед той силой,
