Развод. Мы (не) простим - Джулиан Хитч

— Смотря для кого, — отвечаю уклончиво.
Мамино лицо искажается недовольством. Она явно ждала простого ответа, чтобы за пять минут решить все наши проблемы.
— Смешно, Инга. Ловко выкручиваешься.
Я лишь вздыхаю, потому что не пытаюсь выкручиваться. Мне в тягость этот разговор.
— Ответь честно, — требует мама, опустошив наполненную ранее рюмку. — Это простой вопрос. Ты же так не любишь полутона.
Мне дико хочется крикнуть: «Да, плохой!», — просто, чтобы утереть ей нос. Но где-то очень глубоко, под слоями злости и обиды, шевелится горькая правда. Один его проступок не делает его плохим человеком в целом. Только для меня.
— Не так-то просто ответить, да? — мамин голос смягчается. — Вот тебе и материнский урок. Подумай об этом. Люди — не все, но многие — меняются. Или как минимум осознают свои ошибки до самой глубины души. Ваня — из таких.
— Откуда тебе знать? Вы не общались последние полгода.
— Мы созванивались, — неожиданно признаётся она. — Списывались. По его инициативе, предвосхищаю твой вопрос.
— Мама… — у меня перехватывает дыхание. — Зачем?
— А ты думаешь, откуда все эти подарки и деньги? — Её слова бьют под дых. — Мы не богаты, Инга. Нам всегда хватало, но тут ты без работы, с ребёнком на руках. Ваня взял с меня слово, что ты не узнаешь. Знал, что ты не станешь брать его деньги, лучше удавишься.
Окидываю взглядом комнату: стульчик для кормления, шезлонг-качели… В гостиной манеж и часть игрушек… Родители подарили многое — что-то от себя, что-то якобы от родственников…
— И отец знал?
— Отца не впутывай, — обрубает мама. — Это было моё и Ванино решение.
— Ты кем ему стала? Матерью? Или женой? — язвлю, не в силах сдержаться.
— Я просто не такая дура, как ты! Думать надо не только о своей гордости, но и о будущем! О своём и Дианы! Ты вообще дала ему хоть что-то объяснить?
— За это время можно придумать любую историю! Мама, ты же взрослый человек!
— Да, и на многое за свою жизнь насмотрелась. И на твоего отца в том числе!
— Что с отцом? — спрашиваю, совсем не уверенная, что готова услышать ответ.
— Я вам с Андреем никогда не рассказывала. Да и незачем было. — Она тянется к бутылке, но, подумав, убирает её обратно в шкаф. — Ты совсем маленькая была, когда он ушёл от нас. Успел пожить с другой женщиной. И если не вдаваться в подробности, то вы знаете его как любящего отца, который души в вас не чаял.
— Вы вместе тридцать лет… Вы такие счастливые… — Не могу поверить в то, что только что узнала.
— Для этого счастья мне пришлось очень постараться, — горько улыбается мама.
— Ты простила его ради нас с Андреем?
Она тихо смеётся:
— Нет, конечно. Не только ради вас. Это было бы глупо. Я нашла бы другого, и мы бы как-нибудь прожили. Я выбрала вашего отца, потому что он был мне дорог. Потому что он — хороший человек, который однажды ошибся и сделал мне очень больно. Однажды, Инга. Всего один раз.
Мама не стала бы такое выдумывать. Она конечно резкая, упрямая и любит, чтобы всё было по её, но она не привыкла врать. Да и выпила сегодня слишком много для себя — не одну стопку для храбрости, а несколько. Этот разговор дался ей нелегко.
— Пойду я прилягу, отдохну, пока отец гуляет. В сон клонит. Устала. — Тяжело поднимается из-за стола. — Подумай над всем, что я тебе сказала. И не как обиженная женщина, а как взрослая. Как мать, у которой дочка растёт без отца. И как жена, в силах которой всё исправить.
— Хорошо, — киваю.
Не обманываю, потому что хочу я или нет, но буду обдумывать всё услышанное. Хотя этот разговор вытянул из меня все силы. Я бы и сама с радостью прилегла. Вот только не могу позволить себе подобную роскошь. Начинаю готовить обед для Дианы, а в голове хороводом кружатся мысли о Ване, маме, отце. Последние месяцы моя жизнь строилась на очень хрупком фундаменте. А сейчас в нём появилась глубокая трещина.
Глава 11
После обеда родители уезжают, оставив за собой гулкую, оглушающую тишину. Слова матери будто висят в воздухе густым, удушающим туманом, в котором я барахтаюсь, как в паутине. «Однажды ошибся… Хороший человек… Мы выбрали друг друга снова». Каждая фраза врезается в сознание осколками, царапая изнутри.
Механически складываю грязные тарелки в посудомойку, вытираю стол, поправляю покрывало на кровати. Руки сами ищут работу, лишь бы не останавливаться, лишь бы не дать мыслям разъесть себя до конца. Потом укладываю Диану. Сладко посапывая в кроватке, она дарит мне глоток спокойствия. Единственное, чего хочется — рухнуть на кровать и провалиться в забытье, где нет ни Вани, ни маминых признаний, ни этой каши в голове.
Но судьба, похоже, решила испытать меня на прочность. Раздаётся стук — настойчивый, но негромкий. Спешу к входной двери, переживая, чтобы Диана не проснулась. Дневной сон — это святое. Если она нормально не поспит, меня ждёт адский вечер.
Не особо удивляюсь, когда вижу на пороге Толю. Он держит в руках поднос, видимо с каким-то угощением, прикрытым белоснежным вафельным полотенцем.
— И снова здравствуйте, — произносит шутливо. — Видел, что твои уехали, и подумал, что ты будешь не против выпить чая в приятной компании. С тебя чай, с меня пирог.
Я даже не успеваю ничего ответить, как он заходит внутрь, одной рукой осторожно прикрывая за собой дверь.
И не то чтобы я не рада ему, но с большей охотой я бы прикорнула на часок.
— Спасибо, Толь. Но Диана только заснула, и я…
Он протягивает мне поднос, и я вынужденно принимаю ароматную ношу.
— Я ненадолго! — перебивает меня. — Чашечку чая и исчезну. Не прогоняй.
Прогнать его сейчас — проявить себя последней неблагодарной стервой. Он же искренне пытается меня поддержать. Потому я киваю, и мы направляемся в кухню. Включаю чайник, ощущая себя в ловушке собственной вежливости.
Толя устраивается за кухонным островом. Я ставлю на стол чашки





