Не бойся меня - Дарина Александровна Стрельченко

– Что ж… Хорошо. Как скажешь.

Кир поднял расческу. Секунду он стоял перед Сашей на коленях; она видела его затылок, воротник рубашки, полоску голой кожи на шее. Если бы у нее был нож… Она покачнулась и повалилась вперед, словно во сне. Кир встал. Заставил ее выпрямиться и принялся расчесывать короткие, спутанные, влажные от пота пряди. Волны омерзения проходили сквозь тело. Саша смотрела на веревки. Пятна на матрасе расплывались, сливаясь. Ей вновь становилось слишком жарко.

Плавные, медленные движения. Шорох расчески по волосам. Кир запустил пальцы ей в волосы и принялся массировать виски.

– Расслабься…

Она закрыла глаза. Ей казалось, что все это – кино или сон. Все это не могло происходить с ней, с Сашей Терновой. Нет. С кем угодно. С героиней книги или фильма, с выдуманной девушкой, с кем угодно – но не с ней. И все же это происходило именно с ней. Его ладони, мягко сжав челку, накрыли ее глаза; скользнули ниже и зажали ее рот. Саша затрясла головой и замычала.

– Придется наказать тебя, если ты будешь сопротивляться… уж слишком. Тш-ш. Не кричи.

Он убрал ладонь от ее рта и принялся заплетать косички – две маленькие косы, которые перевязал широкими красными резинками.

– Я приготовил тебе подарок. Подожди. Сиди смирно. Сначала я сделаю все… Потом увидишь.

Саша сидела не шелохнувшись, утратив волю. Кир бесшумно скользил за ее спиной. Она чувствовала прикосновения к волосам, но к ней самой он больше не прикасался.

Если они там, за дверью, – как они поймут, что пора? Ах да… Камера за окном. Но что в нее вообще видно? Что, если Кир все-таки заметил ее и снял? Что, если он уже убил их всех? Саша дернулась и едва не закричала снова.

– Больно? – тихо спросил он. – Извини.

Когда он попросил ее завести руки за спину, было несложно догадаться, что последует. Но когда на запястьях защелкнулись наручники, Саша вдруг беспощадно-отчетливо осознала: даже если они ждут – они могут не успеть. Это значит, на ее стороне не осталось никого. Вообще никого. Она попыталась двинуть руками. Холодные тонкие браслеты. Звон цепочки – на этот раз совершенно реальной. Она услышала, как Кир усмехнулся, но ничего не сказал и только продолжил колдовать с ее волосами. Спустя несколько секунд что-то коснулось щеки и медленно упало на пол. Саша скосила глаза. Перо. Темное и длинное птичье перо. Что он делает там?

– Скоро увидишь, – прочтя ее мысли, отозвался Кир. – Потерпи немного.

Ее наполнило безразличие. Страх и отупение сменяли друг друга, накатывая волнами. Быстро затекли руки; заболела шея. Саша попыталась хоть немного поменять позу.

– Неа, – предостерегающе произнес Кир.

Она замерла. Ей показалось, что прошла вечность, прежде чем он сказал наконец:

– Почти готово. Еще несколько штрихов… Иди сюда.

Он помог ей встать. Ноги не слушались. Он заставил ее опуститься на матрас – поддерживая аккуратно и очень бережно – и попросил:

– Вытяни ноги. Да. Так. Какие красивые у тебя ноги. Какие красивые у тебя груди, Са-ша.

Страх орудовал внутри металлической жесткой щеткой; внизу живота пекло́. Кир провел ладонью по ее голени, обхватил ладонью колено.

– Джинсы, пожалуй, лишние.

Он протянул руку к пуговице на поясе. Саша взвизгнула и отпрянула.

– Пожалуйста, будь хорошей девочкой.

Она закусила губу и закрыла глаза. Нет, нет, нет. Это все не с ней. Кир расстегнул пуговицу. Потянул молнию. Негромко заботливо уточнил:

– Снимешь сама или позволишь мне? – Коснулся пальцем ее груди. – Прости. Прости. Конечно, я сам. Ты ведь не сможешь.

Он принялся не торопясь стягивать с нее джинсы. Саша завизжала, и Кир резко, с силой ударил ее по лицу.

– Я ведь предупредил: будь хорошей девочкой.

Закончив с джинсами, он швырнул их куда-то под стол. Саша рывком прижала ноги к груди. Щека горела.

– Нет-нет. Вытяни. Не зли меня.

Где они? Где полиция? Там, за окном, вообще кто-нибудь есть?.. Что, если у Вадима не вышло?

Голова казалась непривычно тяжелой. Снова накатывало отупение. Саша вытянула ноги, и Кир, взяв веревку, начал медленно связывать их, виток за витком – от голеней к коленям, не туго, но и не слабо. Веревка была шершавой, жесткий ворс впивался в кожу. Закончив, Кир улыбнулся и повел ладонью по внутренней стороне бедра – от колена и выше. Саша почувствовала, как покрывается мурашками. Он резко остановился, глядя на нее, не переставая улыбаться. Встал. Молча вышел. Саша осталась сидеть на матрасе; ерзая, она кое-как отодвинулась к стене. В ушах слегка звенело. Что он задумал? Куда ушел? Что будет, когда он вернется?!

Вместе с тем она отчаянно старалась не думать, что будет дальше. Повторяла себе раз за разом: они придут. Они придут, когда будет нужно. Они придут, когда будет нужно, но почему их до сих пор нет?! Если они все видят – неужели им еще недостаточно доказательств?! Или… или они вообще ничего не видят.

Она вскинула голову, нашарила глазами прозрачный блок в окне. Много ли разглядишь через него, да еще сквозь стекло? Ее била дрожь; она не знала, сколько прошло времени, когда Кир вернулся – с большим квадратным зеркалом и упаковкой свечей. Он опустил зеркало на пол перед ней, прислонив к стулу.

– Рассмотри-ка пока себя. А я украшу здесь немного.

Он принялся расставлять свечи – на полу, в кресле, на столах и стульях, в мотках веревки, – зажигать их, наполняя комнату языками пламени, запахом воска, дымом, плавным движением огня и теней. В какой-то момент он обернулся и заметил, что она не смотрит в зеркало.

– Так не пойдет. Ты забыла мои письма? Ты ведь знаешь их наизусть, – мягко произнес он. – Я хочу, чтобы ты видела себя, Са-ша. Я хочу, чтобы ты видела себя постоянно.

Он отложил зажигалку, подошел к ней.

– Открой глаза.

Саша зажмурилась крепче и с яростью отвернулась. Кир аккуратно взял ее за локти и, словно тяжелую игрушку, развернул к зеркалу.

– Открой глаза. Ты же знаешь, я могу сам. Но мне не хочется этого… И тебе самой это вряд ли понравится. Ну же, – просительно шепнул он. – Открой глаза.

Она открыла и оказалась лицом к лицу со своим отражением. И вгляделась против воли, завороженная гипнотической красотой, граничащей с омерзением.

В обрамлении плывущих огней, в полумраке, она сидела перед зеркалом, связанная, окруженная волосами – мягкими длинными прядями до самого пола. Чужими прядями. Их оттенок менялся: медный