Эти странные Рэдли - Мэтт Хейг
Но выбросить – это сжечь еще один мост между «до» и «после», а со времени их переезда этих мостов почти не осталось.
Их старый дом в Сейле был совсем не похож на нынешнее жилье. Начиная с того, что это был дом, а не пенсионерская квартирка. И у того дома была душа, там каждый уголок каждой комнаты хранил в себе воспоминания о маме. А это жилище какое-то жалкое и нагоняет тоску – унылая стариковская кирпичная коммуналка.
Разумеется, она отчасти понимала ситуацию. После увольнения отца выплачивать ипотеку у них не было никакой возможности. Но все равно. Зачем переезжать в другое графство? Зачем перебираться аж на другую сторону Пеннинских гор, за шестьдесят с лишним километров от того места, от той кухни, где они с мамой танцевали под старые песни по радио?
Зачем отказываться от старой кровати, сидя на которой мама рассказывала о стихах и книгах, которые прочла, готовясь к дипломной работе? Или расспрашивала о школе, друзьях, парнях?
Она закрывает глаза и снова видит ее в галерее своего сознания – коротко стриженную, с доброй улыбкой, которую Ева всегда воспринимала как должное. Но тут появляется отец и прерывает поток воспоминаний, сообщая, что в эти выходные ей запрещается уходить из дома.
– Чего??? – хрипит она, даже не пытаясь скрыть невыносимое похмелье.
– Прости, Ева. Но сегодня и завтра ты сидишь дома, – он стоит в куртке, вернувшись неизвестно откуда, а на лице его написано, что проще будет договориться с бетонной стеной.
– Почему? – кажется, в последнее время она задает только этот вопрос, но внятного ответа, как всегда, она не получит.
– Ева, пожалуйста. Я не разрешаю тебе выходить. Это не просьба. Это важно.
И все. Сказал – и вышел.
Минуту спустя на тумбочке у кровати начинает вибрировать мобильник. На экране написано «Клара». Прежде чем ответить, она выбирается из кровати, закрывает дверь и включает радио.
Когда она наконец отвечает, то понимает, что в тоне ее подруги что-то изменилось. Привычная самоуничижительная покорность куда-то пропала, а вместо нее появилась новая, холодная уверенность.
– Ну что, сеньорита, девочки прошвырнутся по магазинам?
– Не могу, – отвечает Ева. – Меня заперли.
– Заперли? Тебе семнадцать лет. Он не имеет права. Это не по закону.
– И тем не менее. Закон ему не указ. Да и я, если честно, на нуле.
– Не парься. Я угощаю.
– Не могу. Правда. Папа сказал.
– Он тебе не хозяин.
То, как Клара это произносит, заставляет Еву усомниться, действительно ли она разговаривает со своей подругой.
– Ты какая-то другая.
– Ага, – равнодушно звучит в трубке. – Меня отпустило. И мне правда нужны новые шмотки.
– Серьезно? И ты больше не блюешь?
– Нет, прошло. Папа говорит, вирус поймала. Воздушно-капельный.
– К нам кто-то пришел, – вдруг говорит Ева.
– Да, я слышу.
– Да? Как? Я сама только что услышала… короче, я пойду, а то папа не открывает.
– Ладно, – отвечает Клара. – Я к тебе загляну.
– Нет, лучше не…
Клара кладет трубку, не дослушав до конца.
Ева выходит из комнаты и идет к двери. Она делает вид, что не слышит отцовского шепота из гостиной: «Ева, не открывай».
Она распахивает дверь и видит на пороге домовладельца – пухлощекого, самодовольного и очень делового.
– Отец дома?
– Нет, вышел.
– Вышел. Как удобно. В общем, передай ему, что я крайне недоволен. Пусть в течение недели заплатит за два месяца, или вам придется искать другое жилье.
– Он устроился на работу. И теперь сможет вам заплатить, только не сразу. Разве, э-э-э, Тоби ничего вам не говорил?
– Тоби? Нет. С чего бы?
– Он вроде собирался.
Мистер Фелт недобро улыбается. От этой улыбки она чувствует себя очень глупо – словно над ней подшутили, а шутка до нее не дошла.
– Неделя, – жестко повторяет он. – Семьсот фунтов.
Паническая атака
По пути в город Клара что-то учуяла. Какой-то насыщенный, экзотический аромат, которого раньше не бывало в переполненном автобусе номер шесть. Запах настолько выбивал ее из колеи, что при каждом открытии дверей, когда в салон попадал поток свежего воздуха, ей становилось легче.
И вот этот запах снова накрывает ее с головой – здесь, в примерочной «Топшопа». Он пронзительный и напоминает ей о том экстатическом восторге, который она испытала прошлой ночью.
Клара вспоминает. Вот она – склоняется над телом Харпера, дергает головой, как велоцираптор, впивается в его булькающую разверстую плоть, высасывая остатки жизни. От этого воспоминания ее трясет, и она сама не понимает – это дрожь от ужаса содеянного или от пьянящего восторга, что она может испытать это вновь.
Тут до нее доходит: настойчивый запах – это кровь. Кровь, бегущая в телах тех, кто переодевается в соседних кабинках. Одна незнакомка, другую она знает – именно ее она утром уговаривала сбежать из дома, подальше от отца.
В полуобморочном состоянии она выходит из примерочной в новых шмотках. Невидимая сила тянет ее в соседнюю кабинку, подталкивает отдернуть занавеску. Паника темной тенью ползет по коже – и это очень вовремя. Ее пульс зашкаливает, отдаваясь в каждом суставе.
Она вдруг осознает свое намерение. И бежит. Бежит прочь из примерочной, из магазина, врезается в манекен, наряженный в короткий топ в стиле восьмидесятых и обвешанный украшениями в виде гламурных крестиков. Манекен падает на стойку с одеждой, образуя подобие мостика.
– Простите, – задыхаясь, бросает Клара и бежит дальше.
На выходе срабатывает сигнализация, но вернуться – выше ее сил. Ей нужен воздух, чтобы побороть свою жажду.
В голове эхом отдается топот ног по бетону. За ней бегут. Она бросается вглубь аллеи, мимо мусорных баков на колесиках, и натыкается на кирпичную стену. Тупик.
Охранник загоняет ее в угол. Он подходит ближе и говорит в торчащую из нагрудного кармана рацию:
– Все нормально, Дейв, я догнал. Девчонка какая-то.
Клара прижимается спиной к стене.
– Простите, – говорит она. – Я не собиралась ничего воровать. У меня просто случилась паническая атака. У меня есть деньги. Я…
Охранник ухмыляется, будто она пошутила:
– Конечно, солнышко. Будешь все это в полиции объяснять. Правда, не факт, что тебе поверят.
Он крепко держит ее за руку. Его пальцы вжимаются в ее плечо, и она замечает на его предплечье татуировку русалки. Синюшное чернильное лицо смотрит на нее с угрюмым
