Эти странные Рэдли - Мэтт Хейг

Раздается звонок в дверь, и она опускается обратно на ковер.

Никогда не приглашайте в дом практикующего вампира, даже если он ваш друг или член семьи.

«Книга Трезвенника» (издание второе), с. 87

Заборы

Хелен просто стоит посреди прихожей и терпит происходящее. Терпит, пока ее муж приглашает его в дом и обнимает. Он улыбается, глядя на нее; эффект, производимый его внешностью, ничуть не уменьшился с годами.

– Давненько не виделись, – говорит Питер, находясь как будто очень далеко отсюда.

Уилл обнимает брата, но не сводит глаз с Хелен.

– Ну ты даешь, Пит. «Помоги мне, Оби-Ван Кеноби, ты моя последняя надежда» [10].

– Да, было дело, – нервно отвечает Питер. – У нас тут кое-какая жуть приключилась, но мы уже разобрались.

Уилл игнорирует ответ и не сводит глаз к Хелен, которой, похоже, прихожая никогда еще не казалась такой тесной. Стены и висящие на них картины давят, нависают, и она чуть не падает в обморок от приступа клаустрофобии, когда Питер закрывает дверь.

Уилл целует ее в щеку.

– Хелен, дорогая. Как будто вчера расстались.

– Неужели? – сухо отзывается она.

– Конечно, – он улыбается, осматривается. – Стильный интерьер. Когда я увижу детей?

Питер слабеет, мнется.

– Я так понимаю, прямо сейчас.

Хелен ничего не может поделать, кроме как проводить его в кухню с мрачным видом человека, несущего гроб. Клары нет, но Хелен даже хочется, чтобы она пришла и переключила на себя внимание с вопросов, написанных на лице Роуэна.

– Кто это? – спрашивает он.

– Ваш дядя.

– Дядя? Какой еще дядя?

Роуэн озадачен. Родители всегда говорили, что у них нет братьев или сестер.

А тут из ниоткуда появляется некий дядя. Питер смущенно улыбается:

– В общем… это мой брат, Уилл.

Роуэн уязвлен. Он решает не отвечать на дядину улыбку. Хелен прекрасно представляет, о чем он думает: ну вот, и тут они нам наврали.

К ее недовольству, Уилл усаживается в кресло Питера и рассматривает экзотический пейзаж, составленный из разномастных коробок с кашами, хлопьями и тостами.

– Завтракаете, значит, – комментирует Уилл.

Хелен в отчаянии смотрит на это действо. Ей хочется сказать Уиллу миллион разных вещей, но она не может выдавить из себя ни слова. Он должен уехать. Питер обязан от него избавиться. Она выходит из кухни, по пути дернув мужа за рубашку.

– Пусть он убирается.

– Хелен, успокойся. Все в порядке.

– Поверить не могу, что ты отправил ему сообщение. Просто не могу поверить. Какой идиотизм!

Питер злится, хлопает себя по лбу:

– Бога ради, Хелен! Он же мой брат! Я не понимаю тебя. Что ты так заводишься, когда его видишь?

Хелен поглядывает на дверь и старается говорить тихо.

– Я не завожусь. Я спокойна. Просто… Господи, мы последний раз с ним общались еще когда… ну, ты понял. Он – наше прошлое. Мы специально сюда переехали, а его оставили на свалке истории.

– Не драматизируй. И вообще, он может нам помочь. С Кларой. Ты же помнишь, что он умеет. Что он делает с людьми. С полицейскими. Он убеждает людей, околдовывает.

– Заговаривает кровь, да? Ты на это рассчитываешь?

– Наверное. Да.

Она смотрит на мужа, прикидывая, сколько крови он выпил прошлой ночью.

– Ну так вот, он прямо сейчас околдовывает нашего впечатлительного сына в нашем же доме. Неизвестно, что он ему наговорит.

Питер обращается к ней как к какой-то истеричке:

– Хелен, остынь. Вампиры не заговаривают кровь друг друга. Он не заставит Роуэна поверить в какие-нибудь сказки.

Хелен от этого еще больше выходит из себя. Она трясет головой:

– Пусть уходит. Пусть он уйдет. Пусть уйдет. Избавься от него. Пока он не… – она осекается, соображая, как мало на самом деле знает Питер. – Просто выгони его.

Роуэн сидит и смотрит, как его дядя вгрызается в холодный цельнозерновой тост.

Вообще-то дядя и отец похожи, но нужно мысленно их обоих основательно отфотошопить, чтобы это заметить. Нужно убрать с дядиного лица трехдневную небритость, снять с него этот плащ и убитые черные байкерские ботинки. Потом дорисовать Уиллу щеки и живот, состарить кожу лет на десять, вообразить его с более короткой стрижкой, сменить спортивную футболку на рубашку и добавить уныния во взгляд. Тогда получится образ человека, отдаленно похожего на отца.

– Углеводы, – обращается Уилл к тосту, который ест. Жевать с закрытым ртом он не утруждается. – Я стараюсь избегать этой группы продуктов.

Неловкость, которую испытывает Роуэн в компании этого стремного незнакомца, сидящего с ним за одним столом и по стечению обстоятельств оказавшегося его кровным родственником, помогает сдерживать гнев.

Уилл проглатывает, машет в его сторону оставшимся куском тоста.

– Ты же обо мне не знал, да? По твоему лицу было ясно, когда я вошел…

– Нет.

– Ну, ты на маму с папой сильно не сердись. Я на них не в обиде. Понимаешь, тут дело сложное. Долгая история крови. И в плохом смысле, и в хорошем. У них не всегда были принципы, понимаешь ли.

– Так ты все еще…

Дядя изображает смущение.

– Вампир? Ох, словечко-провокация, сплошь клише и дамские романы. Да, вынужден признаться – я вампир. Практикующий.

Роуэн смотрит на крошки и остатки скрэмбла на своей тарелке. Что заставляет его сердце так колотиться – злость или страх? Каким-то образом ему удается произнести вслух то, что крутится в голове:

– А как же… типа… моральные ценности?

Дядя вздыхает, словно вопрос его разочаровал.

– Для начала стоит определиться, о каких ценностях речь. Рынок, знаешь ли, переполнен. Стоит задуматься – голова начинает болеть. Так что я выбрал кровь. Кровь – это просто. Помогает осознавать, в какой точке находишься.

– То есть ты просто убиваешь людей, и все? Да?

Уилл смотрит на него с молчаливым изумлением.

Роуэн дрожит – словно земля над оживающим трупом.

Входит смущенный Питер. Ну нет, думает Роуэн, Уилл – однозначно старший.

– Уилл, мы можем поговорить?

– Можем, Питер, можем.

Они покидают комнату. Роуэн смотрит им вслед и яростно чешет руку – сыпь цветет буйным цветом. Второй раз за полдня он мечтает о смерти.

Уилл рассматривает стильную лаконичную картину на стене в холле. Это акварельная полуабстракция, яблоня. В уголке картины – скромная коричневая буква «Х».

А Питер смотрит на Уилла. Брат хорошо выглядит, по правде говоря. Он почти не изменился – похоже, живет своей привычной жизнью, как и всегда. Хоть он и старший брат, но выглядит на десять лет моложе, в его глазах горит плутовской огонек, и