Студент богословия - Майкл Циско
Студент богословия без помех входит на кладбище, позволяя кровавой вуали Магеллана сомкнуться у себя за спиной. Веки первосвященника подкрашены черным — две дыры в форме бриллиантов, зияющие на лице. Студент богословия чувствует на себе их не-взгляд. Он опускается перед катафалком, фамильяр подсовывает подушечку ему под колени. Студент богословия вновь открывает музыкальную шкатулку, медленно, позволяя воздуху остудить руки, не говоря и не пытаясь говорить, и просто играет, как велел ему дубовый оро.
Воздух водит его пальцами. Гулкая мелодия вырывается наружу, словно струйка пара, трепещет, как крыло мотылька, повторяется — снова и снова. Магеллан рывком садится, призрачные, неясные тени пляшут в бледном свете вокруг поляны. Гремит барабанная дробь, подхватывает фразу, устремляет ее в полет.
Магеллан встает со своего ложа, распахнув руки, позволяет фамильярам отвести назад его рукава и режет свое белое запястье кобальтовым ножом.
Вновь студент богословия повторяет мелодию. Призраки кишат в воздухе, шелестя и плача, возлияния струятся для них на землю, для них пылают ведьмины огни на ветвях, превращая деревья в канделябры. Вновь он повторяет мелодию.
Барабанная дробь усиливается, и земля начинает дрожать, тембр ударов становится глубоким и пустым — в сердце звука нарастает вибрация, каждая нота нисходит до еле слышного жужжания прежде, чем сорвется следующая.
Вновь он повторяет мелодию.
Призрачные свидетели собираются вокруг, открывают темные, размытые рты и разом выдыхают, наполняя его рассудок безмолвным шепотом, похожим на шелест ветра в листве. Они свистят и зевают, обступив его, поднимаются над грохотом барабанов, кружат ему голову. Вновь он повторяет мелодию.
Ему кажется, что его лицо прижимают к чему-то вроде металлической преграды — она гнется, уступая напору. Магеллан делает шаг вперед и поднимает студента богословия, едва касаясь его подмышек, так легко, словно тот — поток воздуха, летящий среди железных осколков и ран — в уже знакомую чернильную тьму. Замерший на мгновение над землей в колонне света, студент богословия — уникальное ничто в тени глаз Магеллана. Огонь, кровь и пот бегут по его телу, внутри, как в тряпичной кукле, шелестят сухие страницы.
Он — воздушный столб. Пар. Он вырывается на банки формальдегида.
Солнце наполняет теплым светом дворик с деревьями. В немых, еще пустынных каналах вода словно зеркало. Промокший студент богословия валяется на мостовой. Смотритель будит его, оставляет на земле, совершенно потрясенного, и отправляется за ликтором или стражником. Когда он возвращается, студента богословия уже нет — только мокрые следы на камнях и запах химикатов в воздухе.
Поручение
пустом гараже, осклабившемся на улицу, студент богословия просыпается. Лежа на боку, он я постепенно приходит в себя, устремив пустой взгляд в яростный свет снаружи. Стрелы травы пронзают мостовую — они так раскалены, словно вот-вот вспыхнут. Он поднимается. Солнечные зайчики пляшут в глазах, расцвечивая тени.
Этим утром он не идет к Вудвинду, но тащится сквозь свет — собрать ингредиенты для сегодняшнего опыта. Проблуждав два часа, он находит химический магазин на улице Джека-Фонаря — безликое место: простые металлические полки с бутылками, прилавок и невзрачный старик за ним, выдувающий пробирки из стекла тыквенного цвета.
Студент богословия притворяется, что разглядывает товар, смущаясь, как всегда, когда надо что-то купить. Он бросается к прилавку, но вынужден ждать, пока продавец не закончит выдувать очередной прибор. Наконец, ему удается обменять грязную банкноту на шесть длинных серебристых жестянок с формальдегидом в коричневом бакалейном пакете. Небольшая остановка по пути домой — купить хлеба у уличного торговца с обезьянкой, и он возвращается в гараж, готовый ко всему.
Сперва он выходит — накидывает горку крошек, разломив хлеб. Опускается на колени неподалеку и ждет. Все тихо. Не отрывая глаз от кучки, он начинает еле заметно раскачиваться взад и вперед, чувствуя, как пальто ездит по плечам. В висках стучит кровь. Он движется медленно, вполголоса напевая, сжигает на голой земле короткую молитву на чеке за формальдегид и чертит надпись — спичкой в золе. Ладони щиплет, тепло поднимается до самых плеч, радостно, словно внутри его рук бегут тонкие серебряные нити накала. Студент богословия сидит, раскачивается и ждет.
Ящерица появляется из заросшей дыры в стене. Бесстрастно — от крайней сосредоточенности — оба смотрят на горку крошек. Студент богословия подманивает ящерицу, тихо выдыхая через нос струю жаркого воздуха — так трутся друг о друга соломинки. Ей нравится звук. Ящерица крупная — около фута длиной. Кружась, она приближается к хлебу. Глаза студента богословия чернеют, словно их застилают два грозовых облака, две тучи мух. Ящерица подходит ближе. Начинает есть крошки.
Рука студента богословия взлетает и, ударив ящерицу в висок, отбрасывает ее набок. Меся лапами воздух, тварь содрогается и умирает. Студент богословия вскакивает, бросается в гараж и появляется снова — с пакетом и ведром. Спешно вскрывает жестянки и выливает формальдегид в ведро — до последней капли. Хватает ящерицу и опускает ее в раствор. Она кольцом скручивается на дне. Глаза студента богословия слезятся от едких испарений. Осторожно он закрывает ведро доской и придавливает ее кирпичом. Примерно через день раствор будет готов, прогревшись на солнце. Помедлив, чтобы нарисовать на ведре углем особый знак, студент богословия отправляется к Вудвинду.
♦ ♦ ♦
