Сторож брата моего - Тим Пауэрс

— И, — спросила Шарлотта напряженным от старания сохранить почтительный тон в разговоре с отцом голосом, — дали вам в конце концов циклопы эти доспехи?

— Нет. Я вынес оттуда одно лишь имя.

— Они делали еще и молнии, — вставила Энн. — И когда мы, детьми, смотрели на грозу, вы любили указывать, куда в следующий раз ударит молния.

Патрик улыбнулся и покачал головой.

— Ха! Если я и угадывал иногда, то лишь по случайности. Но я хорошо помню, как это впечатляло вас маленьких.

Эмили вздернула бровь. Она знала эту отцовскую улыбку — она появлялась в тех случаях, когда отец лукавил в разговорах с детьми.

— Но ведь вы изгнали эту валлийскую нечисть? — спросила Энн. — Хоть как-то?

— Тот раненый человек, которого сегодня нашла Эмили, похоже, так не считает, — сказала Шарлотта, — если, конечно, вся эта встреча ей не пригрезилась. Вряд ли человек, которому еле-еле хватало сил ползти, через несколько минут смог мгновенно скрыться из глаз.

Эмили знала, что Шарлотта верит в ее историю и сейчас лишь пытается убедить себя в обратном. Она улыбнулась сестре.

— Я это сделал, — сказал их отец. Его лоб блестел от пота, и Эмили подумала, что он может решиться размотать длиннющий шарф, закрывавший его горло и подпиравший подбородок. — Я изгнал его. В конце концов. Или, по крайней мере, обуздал…

— В ту зиму, когда умирала мама, — перебила отца Шарлотта, — вы вынесли стулья из ее комнаты и распилили на куски во дворе. И сожгли коврик, который лежал у нее перед камином.

— Тебе было всего три года, — возразил Патрик с таким видом, будто был оскорблен тем, что дочь помнит те события. Он вновь подошел к столу и наклонился вперед, упершись руками в столешницу. — У меня не было оснований верить в… — Он выпрямился и отошел, а Эмили разглядела на полированном дереве чуть заметные, словно испаряющиеся, отпечатки его ладоней. — Это была предосторожность насчет маловероятной возможности…

— …Что в ее комнате бывало нечто такое, что сидело на ее стульях, — уныло закончила Энн, — и стояло на ее коврике.

Их отец покачал головой, но потом неохотно кивнул.

— Я полагал, что сделанного мною хватит для того, чтобы сдерживать его, но после смерти вашей матери пошел на крайние меры и пригласил сюда католического священника, чтобы он провел на кладбище классический папистский экзорцизм! И в какое-то мгновение и он, и я увидели фигуру мальчика, стоявшего на стене! Его как будто корежило, пока священник произносил свои латинские молитвы, а потом он упал со стены на ту сторону, и, когда мы подошли, там никого не было. И с тех пор много лет он не появлялся.

— Папистский священник! — сказала Шарлотта. — А вы — англиканский священник. Почему вы не сделали это сами?

— Я делал, делал! — безрезультатно. У папистов больше опыта. — Он повернулся в сторону Эмили. — Твой раненый, что был возле Понден-кирк, несомненно, знал что-то о нашей семейной истории, но все это сейчас может иметь только теоретическое значение.

«Если не считать того, — подумала Эмили, — что наши сестры, Элизабет и Мария, обе умерли от болезни, именуемой „истощением“, четыре года спустя, одиннадцати и девяти лет от роду, и что за прошедшие с тех пор годы я несколько раз видела смуглого мальчика, фигура которого рассыпалась стаей ворон, и вы, отец, не знаете, что мы с Брэнуэллом и Энн оставили свою кровь в пещере фейри у подножия Понден-кирк.

И, уверена, вы что-то знаете и об этом двухклинковом ноже».

Но об этом она собиралась поговорить с ним наедине. Теперь же она встала с кушетки и объявила:

— Между прочим, пора пить чай. Энн, ты поможешь мне в кухне?

Энн и Шарлотта тоже встали, а Патрик двинулся к двери в прихожую.

— Я буду в своем кабинете, — сказал он.

«Как всегда», — мысленно добавила Эмили.

Брэнуэлл сидел на обтянутой материей скамье, которая стояла вдоль стены, упиравшейся в камин, и смотрел на невысокие голубые язычки, пляшущие над угольями. На какое-то время он остался один в этой комнате, отходившей от главного зала «Черного быка», и сейчас тяжело вздыхал, обоняя теплые ароматы пива, табачного дыма и лампового масла. Мистер Сагден, хозяин, не станет прогонять его, но больше не отпустит ему ничего в кредит, а среди немногочисленных обитателей Хоуорта, присутствовавших в таверне, не было никого, кто поставил бы ему выпивку.

Каждые несколько минут скрипела входная дверь, впуская порыв прохладного воздуха ранней весны. Несколько минут назад Брэнуэлл услышал, как перед входом остановилась карета или дилижанс, и, когда дверь таверны открылась, ветерок вместе с болотной вонью придорожной канавы донес и отдаленный собачий лай.

Брэнуэлл слышал, как через порог переступила одна пара ног, потом приглушенный разговор в большом зале. Потом из-за угла показалась и прошла к камину женщина в твидовом пальто, из-под которого виднелась длинная серая юбка, и серой шали, укрывавшей узкие плечи; он поспешил отогнать от себя смутное ощущение, что узнает ее. В руке она держала большой коричневый кожаный саквояж наподобие докторского; его она поставила на стол у противоположной стены. Женщину окружал ощутимый аромат мимозы.

Она в упор посмотрела на него, и он поправил на носу очки, чтобы лучше ее разглядеть.

Ее лицо оказалось более худым, чем в облике, сохранившемся в полустершихся воспоминаниях, и подобранные волосы были так же темны, но узнавание разлилось холодом у него в груди лишь после того, как она подошла к нему и ткнула пальцем в лоб. По его правой руке, от кисти до плеча, сразу побежали мурашки.

Она опустила руку, и Брэнуэлл чуть заметно кивнул в знак того, что помнит ее.

— Вы, — негромко сказала она. — Я не раз думала о том, когда же вновь увижу вас. Полагаю, вы здесь тоже из-за одноглазого католика.

— Да, — сразу же ответил Брэнуэлл, хоть и не представлял, о чем она говорит: ведь ему, кажется, представился шанс вернуть одну из своих великих возможностей, упущенную из-за трусливого бегства тогда, десять лет назад, от этой женщины и преподобного Фарфлиса и… могущества, власти… и собственной значимости в жизни!

Он уже девять лет состоял в местной масонской ложе, и ему пришло в голову, что ее загадочное высказывание могло быть первой частью обмена паролями, и в этом случае его ответ не мог быть правильным — но выражение ее лица не изменилось. Похоже, свое предположение она высказала совершенно искренне. Теперь ему следовало блефовать и вызнать, что она имела в виду.

Она села рядом