Гарри Поттер и На самом деле - Михаил Владимирович Уткин
Тётка вновь пронзила меня острым взглядом и отвернулась помешать в кастрюльке на плите какой-то пахучий соус (прикусила губы?), а затем объявила:
— Свободен до вечера. Ремень у Дадли на столе лежит. Прицепи к нему полную фляжку и разведи с водой десять чайных ложек сахара. И не вздумай «забыть» у себя в каморке. Не хватало снова раскошеливаться на такси да объясняться с соседями, если ты снова где-нибудь шлëпнешься из-за своей гипогликемии. Напоминаю: чуть ощутил слабость или потемнело в глазах — открутил крышку, глотнул. И не морщись!
«Фляжка… Ага, на полке. Так, а нос я действительно сморщил. И почему же? О, какая вспомнилась серия ощущений!»
— Тётя, крышка у фляжки протекает. Я постоянно с липкой штаниной хожу. Ткань к ноге пристаёт, и к ней всякая дрянь липнет…
— О боже, что за наказание! — вспылила тетка. — Два термоса ты разбил! Бутылки мигом теряешь! И…
— Я понял, тётя. Решу эту проблему сам. Уплотнитель какой-нибудь сделаю…
— Возьми две новых резинки для волос у зеркала, — выдохнула тётка и сделала сметающее движение, мол аудиенция закончена.
Отлично. В целом, тётка нормально идёт на контакт. Попозже посмотрим, что там с Верноном. Ну-с-с, ждите меня, окрестности!
Резинки же оказались широкими резиновыми кольцами, ничего не имеющими общего с цветными девичьими «держалками волос» из моего времени. А тайна ремня на трико раскрылась несколько неожиданно. Чтоб фляжку пристёгивать. Гипогликемия, надо же. Ну, судя по тому, с какой неохотой юный волшебник вообще ест, впихивая в себя безвкусную пищу, причина понятна. А липкая тяжёлая протекающая сахарная вода вообще воспринималась изощрëнным садизмом, причины которого он приписывал природной злобности тетки, закрываясь всё сильнее.
Впрочем, сейчас начало девяностых, и учёные начали делать лишь первые робкие попытки изучения детской психологии. Для большинства же семей мира, если ребëнок обут, одет, накормлен, в тепле — уже потрясающий результат. Хотя я могу быть и не правым в этом отношении. С историей у меня не очень.
Улица ровная, словно прочерчена по линейке. Двухэтажные небольшие домики, похоже, создавала одна архитектурная контора. Какие-то все… Пряничные близнецы. Клумбы, разве что, засажены разными цветами, да разной формы настенные висят корзины с цветами. Где-то есть плющ, где-то нет. Некоторые окна застеклены разноцветным панно. Флюгеры: чайки, черти, аисты, стрелки, шуты. Медные и крашеные в разные цвета. Телевизионные антенны разных форм, ага, ещё каминные трубы разные. Цвет черепицы, сплошь красноватой, разве что оттенками немного отличается.
Стоп… Снова ворохнулась память. Не оформленное словами раздражëнное понимание, что вообще весь пригород таков. Улицы отличаются лишь длиной, везде подъезды, ведущие к стреле четырёхлинейного автобана на севере города, ежедневно отправляющего сотни неспешно выруливающих машин местных жителей в Лондон. Ах да, около десятка мостов через узкую реку (Гарри знает её, как просто Речка, без названия), с набережной, закованной в бетон, очень этому способствуют.
Дальше мозаика полей, огороженных лабиринтами заборов, в которых легко потеряться. А запутанные дорожки меж ними по любому упираются в чьи-то владения. Там запросто можно наткнуться на злобных собак, горластых сторожей или ещё на какую дрянь. В общем, в ухоженном Литтл-Уингинге детям туда ходить запрещают. Да и очень далеко это. Миль пять-шесть…
Пока я обрабатывал пакет данных, внезапно выданных памятью, ноги продолжали неспешно нести меня вдоль одинаковых домов, сворачивая на какие-то улицы, и вот впереди появилось длинное здание, явно выделяющееся из общей архитектуры. Трëхэтажностью, небесно-голубой краской стен и декоративными белоснежными колоннами, что по сути являлись барельефами, торча из стен как бы наполовину. Вдруг пронзительный мальчишеский голос вырвал из мыслей:
— Эй, ты чего здесь забыл, Поттер? Тебе надо пояснять, что возле школы территория Стрельной, или сам свалишь на свою паршивую Тисовую?
Рыжий пацан, чуть выше ростом, огрызки белëсых бровей, светлые глаза, клетчатая рубаха с закатанными рукавами…
Боже… Прямо глаза повлажнели от умиления. Дети такие дети. «С какова раёна, тут наша территория»… Прелесть какая.
— А ты её купил, что ли, Стайл? — (Бобби Стайл, сын констебля, мать умерла два года назад. Малознакомый ребёнок из параллельного класса. Каких-то тёрок с ним никогда не было…) Гм, а в общем, есть что-то такое в «запросной памяти».
— Присматриваю, чтоб посторонние не шарахались летом… Стоп, а ты не обнаглел ли, Поттер?
Голос у парня дрогнул от негодования и неуверенности. А брови поехали к переносице. Ему самому не понравилась эта самая неуверенность, а ещё ведь ощущение, что он в своём праве.
Ссориться не имеет смысла, детских разборок мне только ещё не хватало. Я дёрнул плечом и буркнул:
— Мне, к примеру, реально было бы пофиг, появись ты на Тисовой. Хоть два раза пройди её из конца в конец.
Ловким движением я отстегнул фляжку, крутанул крышку и, запрокинув, как завзятый пропойца бутылку, сделал три глотка. Поморщился от безвкусной тягучей дряни и пристегнул на место.
Бобби слегка выпучил глаза и несколько замедленно спросил:
— А… Почему два-то раза? Из конца в конец…
Я задумчиво пожевал губами и протянул:
— Не, ну три уже перебор, согласись. Слишком дерзко.
Ну да, мальчишка ожидаемо в ответ на мою ухмылку тоже хохотнул.
— Ну ты вроде ничо пацан, Поттер, хоть и очки эти твои дурацкие… Но я не такой пофигист. У меня же отец полицейский, и я, значит, тоже… Отвечаю. Мало ли, забредëт кто, украдëт, нагадит.
— Зачем нагадит, Бобби?
— Ну всякое бывает, отец рассказывал. Хотя бы чтоб выбить наших из соревнования на лучшую клумбу города, на лучший участок, за звание самой чистой в этом году. Кто знает, когда проверяющие пройдутся, вдруг попадут на порчу. Призовые по пятьсот, тысяче, две тысячи фунтов. Конечно, и так можно проиграть, но не хотелось бы по чьей-то вине.
Вот оно как. На всё есть причины, и вот, пожалуйста, вроде бы детско-инстинктивная хрень «моя территория», ан имеет какую-то подоплёку.
— Ясно. Ну, наверное, у кого-то есть такой резон, согласен. Правда, меня подобное не интересует. А очки — уж извини, какие уж купили. Родителей у меня нет, а дядя на новые не расщедрится. Вижу в них хорошо, а что уродские, так и я не картинка, чтобы красоту вокруг себя распространять.
Бобби фыркнул и покраснел:
— Да это к слову как-то пришлось. Не знал, что у тебя нет… А что ты пьёшь?
— Чай сладкий. Он для меня типа как лекарство.
— А морщишься, будто джин с перцем, — расхохотался паренёк.
— Приторный, бе, — поморщился я, с натугой вытаскивая из памяти понятие «сладкое».
Пару часов мы бродили вокруг школы, покачивались на качелях, висели на лесенках, швыряли палки,
