Скорбный дом Междуречья - Алевтина Ивановна Варава
Но новую постоялицу не трогали речи злобной старухи. Она даже не поднимала на неё головы, если становилась их объектом.
Вместе с Аполином в Эднаре умерло желание мстить. С него содрали кожу, дали всей крови просочиться из раненой плоти, и остался только мёртвый обрубок.
Все действия казались уже ненужными. Эднара продолжала мыслить здраво, но призывала только смерть — однако за этим единственным счастьем в сером доме следили пристально, не давая на него никаких шансов. А тех, кто порой почти исхитрялся, — откачивали. Всегда. В сером доме ещё ни разу ни один из узников не умер в возрасте, меньшем, чем сотня положенных лет.
На княжну д'Эмсо даже не произвела особого впечатления внезапная встреча с сестрой Майлин Сайсаросоно, первой княгиней Вигранд, которая, оказывается, вовсе не умерла в лапах палачей красного дома.
Эднара обратила внимание на эту женщину потому, что она очень выделялась: словно бы была не рождена когда-то естественным путём, а сшита из лоскутов грубыми стежками и оживлена после. Что делали с Айланорой в красном доме по решению совета Пяти, можно было лишь догадываться, но маскировка последствий не входила в наказание, более того, каморка первой княгини Вигранд в сером доме была единственной, где имелось зеркало. Точнее, она вся состояла из зеркал, околдованных отталкивать от своей поверхности всё. Их не получалось ни разбить, ни испачкать.
Наверное, первое время то было по-настоящему страшно. А потом и этой женщине стало всё равно. И нынче к ней часто наведывались гости, чтобы взглянуть на себя. Иных зеркал в сером доме не водилось.
Эднара тоже зашла. Она исходила всё доступное пространство серого дома, едва спала температура. Она хотела постичь всё до капли. Удостовериться в том, что знала уже и так: между реками Тумана нет и никогда не было справедливости.
— Новые постояльцы забредают сюда часто, — поприветствовала её Айланора, — хотя ещё находят в себе чувства, чтобы отшатываться от меня. Тем, кто больше не испытывает потребности в созерцании себя и других, становится немного легче.
— Ваши старшие сёстры вас не забыли, — проговорила Эднара, надеясь её подбодрить. — Они не держат зла, они хотят за вас отомстить.
— Отец умер? — не поднимаясь с кровати, спросила Айланора. И княжна д'Эмсо с опозданием забеспокоилась, что зря затронула эту тему.
— Да, некоторое время назад, — пробормотала она. — Три ваши сестры стали хозяйками острова.
— Забавно.
Эднара решила, что упоминать о вынужденных браках не стоит. Она всё ещё надеялась, что её братьев сумеют держать в узде, хотя и верила в это с трудом.
— Майлин всерьёз настроена узнать все секреты Вигранда и наказать его. Она засылает к нему шпионов, — рассказала княжна д'Эмсо своей товарке по несчастью. — Правда, пока нада, отделявшего покои его наследников от замка, удалось обезвредить, но Майлин настроена серьёзно.
— Наследников? — хмыкнула Айланора и села, глянув на свою посетительницу со внезапным интересом.
Её искромсанное швами косое лицо вызывало желание убежать, и пришлось сделать над собой усилие.
— Все они простолюдины, — поспешила доложить Эдна. — И Вигранд тоже не успел стать магом.
— Разумеется, он не стал магом, — рассмеялась своим перекроенным ртом Айланора. — Он бесплоден, как искусственный цветок.
— Но у него родились трое детей во… втором браке. Правда, слишком поздно, — возразила Эднара.
— Как же! Дети мёртвого семени? За восемь лет нашей совместной жизни никто не смог от него понести, уж сколько простолюдинок он перепортил, желая ткнуть меня носом в моё уродство. Великий князь Вигранд — тупиковая ветвь. Но в этом не было моей вины. Значит, он опозорил нашу семью, а потом вынудил новую несчастную повторить моё «преступление», чтобы притворяться жертвой и дальше? Хорошо бы сёстрам об этом узнать. Соскучилась я по своему супругу. С радостью бы разделила с ним эти покои! — И Айланора начала дико, безумно хохотать, а Эдна почла за лучшее удалиться. Смех был истерический. Пожалуй, не стоило волновать её.
Пожалуй, вообще не стоит ни с кем разговаривать. Этим она не принесёт никому добра.
В тот день Эднара д'Эмсо дала самой себе обет молчания. Истории, которые могли рассказать здешние узники, лишь вырывали их из оцепенения, в кое они входили долгими годами, чтобы обрести хотя бы немного покоя.
Лучше не бередить раны. Лучше и самой добиться такого же оцепенения.
К тому же рассказанные судьбы навряд ли смогут уже чем-то удивить Эднару. Ей было довольно и ядовитого бормотания управительницы. А в правде не было смысла.
Но оказалось, что её ещё можно удивить. И вывести из себя, даже теперь.
Она снова ошиблась.
Спустя неделю заключения произошло событие примечательное, и в своём роде исключительное.
В серый дом пожаловала посетительница.
Это было запрещено. Никто и никогда никого не навещал в сером доме. Никто, кроме директора Свайворо с дочерью вообще никогда там не бывал. Только во флигель, соединённую с замком подземным коридором каменную башенку без окон, когда-никогда прибывал врач — если узники выдумывали пути прежде времени упокоиться в лоне Тумана.
Но эта гостья не только явилась, она была допущена.
И она пришла непосредственно к Эднаре д'Эмсо.
Это была нада Мара.
Майлайя лично пришла за Эдной в её конуру и отвела в самое чистое и светлое из помещений серого дома — свой кабинет на втором этаже. Его отделяли от основной части длинные коридоры из балюстрады упёртых в потолок столбов с узкими щелями, продуваемые ветром — чтобы зловоние не просачивалось из последней обители.
Следуя за дочерью директора, Эднара даже подумала, что её всё-таки будут судить. Что Згар изменил решение и донёс о случившемся. Иных поводов для визита в кабинет Майлайи она не могла себе представить и буквально отшатнулась у самой двери, когда узрела эту проклятую предательницу, вместе с ненавистным ликом которой кабинет пахнул отталкивающим запахом благовоний.
Умершее, казалось, нутро опалил жар.
— Вижу, ты помнишь госпожу Мару, — недобро ухмыльнулась Майлайя. — Оставлю вас потолковать.
Глаза Эднары загорелись. Чувства, похороненные и отринутые, подступились снова, и может быть, она ненавидела эту наду даже больше, чем отца.
Потому что ему она не верила никогда.
И он её не предавал. Он всегда был одинаковым.
Но эта тварь…
— Ты выглядишь просто ужасно, — дрогнувшим голосом сказала лиловая нада и прижала свои виноградные пальцы с наростами к укрытым крапинками векам. — Я пришла… я хочу попросить у тебя прощения.
Эдна звонко, зло, прямо-таки сардонически расхохоталась.
Оказывается, в ней ещё теплилась даже весёлость. Вот это да!
— Ты можешь не верить мне,
