Оторва. Книга пятая (СИ) - Ортензия

Глава 23

Кувыркнуло меня знатно. Сама виновата, он хоть и сказал, что будет только защищаться, но следовало быть начеку, а я рот раскрыла от удивления. Ненадолго, на мгновение, но Талгату этого хватило. Зарылась лицом в песок по самую маковку и теперь отплёвывалась, слушая как возмущается Николай.

— Тали, Тали, ты что натворил? Это же девчонка. Куда ты её так ногой поддел?

Поддел. Ничего себе поддел. Пнул от души, хотя в последний момент притормозил, а то я бы ещё метров пять кувыркалась. Но, чёрт возьми, я его достала, даже с неудобной позиции, я его достала. Кому рассказать — не поверит. С тела Бурундуковой!

В XXI веке были грамотеи, которые писали в интернете, что Талгат не умел драться. Ерунда полная. Ясно, что скорости возросли, много нового, но чемпионом трижды просто так не становятся. А были такие, которые даже чёрный пояс Нигматуллина под сомнение ставили, уроды. Хорошо хоть мемуары современников сохранились, а они конкретно рассказывали, что он пять часов в день посвящал отрабатыванию ударов. Причём, именно ногами.

— Девчонка, — голос Талгата перешёл на высокую ноту, — девчонка! Да ты видел, что она сделала?

Лицо Николая скривилась.

— Заехала тебе по физии. Видел, но ты сам ей дал карт-бланш, а то, что она оказалась проворной, кто виноват?

— Мастер. Ты помнишь, я тебе рассказывал про свой новый удар. Я придумал его, обман, как торнадо. Ну, вспоминай.

Николай наморщил лоб и кивнул.

— Что-то припоминаю. Но это давно было.

— Месяц назад. Не так уж и давно, — возразил Талгат.

— Ну и причём тут то, что ты рассказывал, к тому, что ты её так швырнул? — Не унимался Николай.

Я же, пока они препирались, уселась на песке, вытягивая руки в разные стороны. Небольшое жжение при вдохе, но рёбра вроде целые. Спрашивает он причём. Ещё как причём.

— Ты посмотри на неё, — продолжал ворчать Нигматуллин, — я на утрамбованной земле, а она ступнями полностью зарылась в песок, и потому на цыпочки было встать неудобно и колено, за счёт этого не поднялось выше. Но даже из этого положения, если бы я не понял, что за комбинацию затеяла, она бы меня по песку размазала, моим ударом! Ты понимаешь? Моим! Я его придумал, но ещё не довел до полной эффективности. Как такое возможно? Кто она такая?

Вот же, твою мать. Не врал Тыгляев. И как теперь это разруливать? Вопросы посыпятся как из рога изобилия. А я что, по кругу мотаюсь? Когда в 77 год, помню, а обратно — нет? И Нигматуллин не регистрирует, потому что дура Синицына эту комбинацию знает?

И ещё оба упёрлись в меня нехорошими взглядами, вместо того, чтобы помочь подняться. А мне, между прочим, больно было.

— Папа показал, — буркнула я, — аккурат за два дня до гибели, — а потом зачем-то добавила, ну а кто будет проверять? — Он в Китае десять лет жил, тхеквондо изучал, вот и любил придумывать.

Ребята переглянулись, а потом Талгат, опомнившись, помог мне подняться и слегка поклонившись, извинился.

Как ни уговаривал Николай, мы почти два часа махались на песочке, пока оба не выбились из сил. Не знаю как Талгату, а мне пошло на пользу.

Вот теперь я бы Фрунзенский райотдел разнесла конкретно, по кирпичику и ранение не получила. И медаль, наверное, тоже.

Ерёменко устав наблюдать за нами собрал палатку, упаковал всё в багажник автомобиля, а потом купался метрах в десяти от берега.

Мы с Талгатом к нему присоединились, когда солнце подкралось к зениту, и я вспомнила о главном. Да чтоб я упустила такой момент.

В чехле у Николая действительно был фотоаппарат «Чайка». Маленький, компактный и вместо обычных 36 кадров, умудрялся отснять на ту же пленку — 72. Ребята могли и не объяснять мне эту Филькину грамоту, всё равно ничего не поняла. Особенно когда пытались втолковать, что такое: «выдержка». Как то это слово я немного по-другому представляла. Но, кое-что зацепило: фотоаппарат работал без подзарядки. А вот эти технологии стоило прихватить с собой, а то всегда в нужный момент, то аккумулятор сядет, то батарейки сдохнут.

Отбили мы кадров тридцать, ещё и селфи можно было делать с задержкой на пять секунд.

В машине устроилась на заднем сиденье среди кучи вещей и, хотя зарыла под ними гимнастёрку, когда подъехали к пропускному пункту, улеглась и закидала себя тряпками. На всякий пожарный.

Самое смешное, именно на этом месте в будущем нудисты себе пляж облюбуют. Вспомнила по разным ориентирам и хихикнула про себя.

Послушала, как Талгат с Николаем поздоровались с вояками, перекинулись парой слов и автомобиль покатил дальше.

Облегчённо вздохнула, подумав, что пару дней я проведу на свободе.

— Слушай, Оля, — Талгат, развернувшись вполоборота, когда я уже втиснулась в гимнастёрку и даже нахлобучила сверху пилотку, спросил, ткнув в мою грудь пальцем, в смысле показал, — а зачем тебе всё это?

— Что это? — не сразу сообразила, о чём он спрашивает и, глядя на его палец, повисший в опасной близости.

— Военная форма, служба какая-то непонятная. Чего ты добьешься в жизни? Что тебя здесь держит? Ты ведь уникальный боец, ты просто сама этого не знаешь. Я тебе предлагаю поехать в Москву. Познакомлю тебя с людьми нужными. Через пару лет свободно выступишь на престижных соревнованиях. Я знаю людей, кто сделает из тебя чемпиона. Тебе мышечной массы не хватает, но удары поставлены очень эффективно, поверь мне.

В Москву. Домой. Ага, Талгат думает, что мне как минимум лет двадцать, хоть личико юное. Но это ничего не значит, взять Жеймо, в сорок лет сыграла шестнадцатилетнюю девочку. Но всё же, решила выяснить этот момент.

— О, — отозвался Нигматуллин, — у меня глаз наметан, 22–23. Самое то! Хотя мастер говорит, что тебе и девятнадцати нет, не разбирается совершенно.

С трудом удержалась, чтобы не заржать. Вот что-то последнее время слишком весело мне. Не к добру. Сделала серьёзное выражение и многозначительно кивнула, добавив для убедительности:

— В самую точку, как раз между.

— А, — Талгат дружески пнул Николая в плечо, — что я тебе говорил? Не на лицо смотреть нужно, в глаза. Да и сам подумал бы, откуда у неё в 19 лет такие навыки? Да мы почти на равных бились, я тебе говорю.

Ага, на равных, это он своего друга так грузил, просто некоторые мои выпады были ему совершенно не знакомы, но так-то, до уровня Талгата мне было ой как далеко.

— В Симферополе пару боёв проведешь, получишь пропуск в большой город и в Москву, — продолжал меж тем вещать Нигматуллин, — и сразу тебе скажу, твоего уровня нет, ни здесь, ни в столице. Да девушек у нас вообще нет с такими навыками, парочку может, и составят конкуренцию, но ты их легко одолеешь. Я тебе говорю.

Это называется, трам-пам-пам. Только представила себе дичь, когда узнают, сколько мне лет и едва дурно не сделалось. А мечта была так близко. Бросить всё и уехать в Москву. А там меня ещё и тренер сборной по конному чтоб увидел и совсем хорошо станет. И откуда у Бурундуковой столько достоинств. Нет уж, возвращаемся в Кишинёв. Окончим школу и уж тогда покорять большие города.

— Я подумаю.

Ну не отказываться ведь сразу, а думать можно долго, годами.

— Нет, ну ты понял, Николай, она будет думать, — возмутился Талгат на мой ответ.

А Ерёменко оглянувшись, пожал плечами.

— А ведь действительно, Оля, что тебе тут делать? Тебе в Москву надо.

Да знаю я. Вот только возрастом не вышла. И ведь не объяснишь.

— Мальчики, я всё прекрасно понимаю. Но у меня мама, младшая сестрёнка, мне хоть неделя-другая нужна. Собраться и прочее. Не делается это с бухты-барахты.

Ребята переглянулись и Талгат закивал.

— Так никто и не торопит. Я тебе телефон оставлю в Симферополе. Как соберешься, дашь знать, и я за тобой приеду. Ты где живёшь?

Пум-пум-пум. И где я живу?

За окном промелькнула табличка: «Артёмовка-2 км».

— Так здесь и живу, в Артёмовке.

Талгат бросил взгляд в окно. Я тоже глянула. Небольшое село далеко внизу. Домики скособоченные.