Оторва. Книга пятая (СИ) - Ортензия

Но и у Талгата вытянулась шея.
— Вы знаете кто такой Брюс Ли? Киокусинкай? Но откуда? — В его голосе появилась нотка волнения, и акцент прорезался гораздо сильнее, но это выглядело вполне мило.
Если не считать, что я немного перестаралась. Но ведь были видеомагнитофоны. Я просто про них забыла, как и то, когда они впервые появились. Наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что об этом читала. Вроде даже советские уже изготавливались и в Москве наверняка были. Но это не точно, поэтому перевела разговор в другое русло.
— Это мой любимый стиль.
На самом деле врала без зазрения совести. То, что я иногда использовала приёмы, ничего не значило. Тыгляев говорил, что у меня этот стиль особенно хорош, но это всё что я помнила про киокусинкай. Меня интересовали приёмы, ради самих приёмов. Чтобы я могла отбиться легко без оружия против уродов в подворотне, утрирую, конечно, не только.
А ещё Тыгляев удивлялся, что мне борьба давалась легко и я в нужный момент могла использовать то или иное нападение, даже если раньше только видела нечто подобное. Хорошо откладывалось в голове у Синицыной. Не то, что в Бурундуковой, у которой на ровном месте память пропадала.
— Кто такой Брюс Ли? — Повторил свой вопрос Николай, но ответ не получил.
— Ваш любимый стиль? — Талгат даже заикаться начал, ввергая меня в ступор.
Ну а что не так?
И Ерёменко смотрел на нас, не понимая, о чём идёт речь, но ведь сам у Талгата брал уроки. Читала про это. Или не в 77? Перед фильмом?
— Мальчики, — я застенчиво улыбнулась пытаясь разрядить обстановку, — а давайте перейдём на «ты». Вас знаю, а я ещё слишком юная, чтобы после имени добавляли отчество.
Получилось. На лице Николая вновь заиграла улыбка.
— Обычно я это предлагаю, но такой вариант мне больше нравится. И как зовут нашу прелестную поклонницу? Или ты только Талгату поклоняешься?
— Я смотрела «Красное и чёрное».
Не получилось. Нигматуллин наморщив лоб, так что образовались сразу две большие борозды, вновь спросил:
— Киокусинкай, ваш любимый стиль?
Пристал же. Он даже пропустил, что мы перешли на «ты», а ещё в его исполнении звучало не «киокусинкай», как называл Тыгляев, а «кёкушинкай», с ударением на «у». Но возможно из-за акцента.
— Ага, — я кивнула, — и с удовольствием провела бы с тобой спарринг, — и махнула в сторону берега, — только вот там, на песочке.
От моих слов возбудился больше всех Николай.
— Чемпион против юной девы, — он едва не захлопал в ладоши, — и кстати, ты ещё не представилась.
— Ольга, — сказала и подумала: вот ты полная дура Синицына, ну какая Ольга? У тебя документы на Бурундуковую, но язык продолжал болтать без моего участия, — для вас, мальчики, просто Оля.
Ага. Как «Просто Мария». Вспомнила потому, как знакомый румын называл его: «Проаста Мария», что как раз в переводе на русский и звучало: дура Мария.
— Мастер, — Талгат с удивлением глянул на Николая, — ты хочешь, чтобы я преподал урок девушке?
— Я не знаю, если хочет он, но я прямо жажду, — и заинтересовавшись обращением к Ерёменко, спросила, — а почему, мастер?
— Уважительно к старшему, — пожал плечами Нигматуллин.
— И на много он старше, — я прыснула.
— На три недели, — Николай тоже рассмеялся, а потом и Талгат подхватил нашу игру.
Он согнул указательный палец и сказал:
— Он выше.
Тут уж мы заржали все вместе и я, подхватив под руки обоих парней, зашагала вместе с ними.
— А в каком фильме ты сейчас снимаешься? — спросила, вспомнив предыдущий разговор.
— У меня там маленькая роль, но фильм должен быть интересным. «Вооружен и очень опасен», — ответил Талгат, — здесь, в Крыму, у Белой скалы.
Попыталась вспомнить, но на ум пришёл только американский боевик со схожим названием, а уж где находится Белая скала и подавно не знала.
— А тут, что делаете вдвоём? Подбираете место для съёмок нового фильма?
— Почти, — отозвался Николай, — здесь была целая группа. Вчера уехали, а я остался ждать Талгата. Он сегодня приехал. Тут огромные крабы, я сварил несколько штук. Любишь крабов?
— Ещё бы, особенно под холодное пиво, — я мечтательно вздохнула.
— Наш человек, — констатировал Николай, — мы как раз собирались в Черноморское махнуть. Или тебе нельзя? Ты на службе?
— Можно, — тут же согласилась я, — только мне пропуск долго выписывать. В штаб нужно. Обратно я и без пропуска вернусь, но как проехать мимо поста? — И я с надеждой глянула на Николая. Ну, а что, вдруг у них пропуск-вездеход и их даже не проверяют. Артисты ведь. Ещё и съёмочная группа была.
— У нас доверительные отношения, — кивнул Николай, — только твоя форма сдаст тебя с потрохами, — и он критически посмотрел на меня, — а медаль за что?
— А, — я отмахнулась, — пару шпионов задержала, — вот и наградили. Кстати, очень помогли приёмы.
Ещё как помогли. Ментам во Фрунзенском райотделе они точно были в новинку. Не учат нашу доблестную милицию защищаться от террористов. Совсем не учат и ещё очень долго не будут учить.
— Ого, — произнесли почти в голос. Прониклись.
— На, мне купальник, а форму можно спрятать, — напомнила я про поездку.
— Можно попробовать, — согласился Нигматуллин, — только тебе потом не попадет за самоволку?
— Нет, — я рассмеялась, — я вольнонаёмная и девушек не наказывают.
Наказывали девушек военных в СССР или нет, я не знала, но парней надо было успокоить. Где и когда я ещё смогу выпить пиво в компании Нигматуллина и Ерёменко-младшего? И пропустить такое? И фотоаппарат имеется. Да мне все обзавидуются через пару лет, когда фильм выйдет на экраны. Это ведь не фотки — бомба! Представила и сама выпала в осадок.
И не заметила, как мы спустились на пляж, только когда в туфли песок попал.
Я стянула через голову гимнастёрку, скинула обувь и, извиваясь, выбралась из юбки, оставшись в своём шикарном красном купальнике. Оценили, раскрыв рты и уставившись на единственное приличное достоинство Бурундуковой. В принципе, почему единственное? И талия, и фигурка в полном порядке.
— Даже рубашку не снимешь? — поинтересовалась у застывшего Талгата.
Очнулся. Скинул рубашку на руки Николая и сказал:
— Ну давай, разомнёмся чуть-чуть, даже интересно что может показать такая девушка.
— Тали, — окликнул его Николай, — только не забудь, именно девушка.
Талгат махнул рукой другу и предложил:
— Я чуть, вполсилы, пару атак проведу, а ты попробуешь защищаться. Хорошо?
— Хорошо.
И он без предисловий сделал выпад, один раз, другой, от которых я удачно увернулась, но потом всё же, пропустила парочку, несильных, но вполне чувствительных удара. Я в ответ контратаковала и он, едва увернувшись от последнего моего броска, остановил бой.
— Что? — спросила я, когда он, ничего не говоря, стал с новым интересом меня разглядывать.
— А у кого ты тренировалась, — наконец выдал он то, что его заинтересовало.
И что сказать?
— Отец.
— Отец? — переспросил он.
— Ну да, — подтвердила я.
Талгат почесал затылок и задал следующий вопрос:
— А кто твой отец?
— Милиционер. Но он погиб два года назад и теперь я сама по его программе.
— А кто он по национальности?
И какая ему разница? Да и не знала я кто отец Бурундуковой. Молдован, румын, татарин. Какая разница. Но на всякий случай сказала:
— Русский.
Нигматуллин около минуты молчал, переваривая услышанное, а потом Николай напомнил, что время близится к полудню и скоро будет жарко, а ещё палатку собирать и вещи.
— Хорошо, — сказал Талгат, — нападай, давай, покажи, всё чему тебя учили. За меня не переживай.
Ну и что ему показать? Супер комбинацию Тыгляева, которую, за свою он никогда не признавал. Говорил, что эти вариации ударов, придумал ни кто иной как Талгат Нигматуллин. Просто официально не зарегистрировал, и потому не назвали в его честь. Но божился всеми аллахами которых сумел вспомнить, что это истинная правда.





