Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт

Проснулся лишь к вечеру, но вполне бодрый. И решил наведаться в академию, поговорить со Старокотовым. Я не был уверен, что был активирован именно наш артефакт, а не кто-то параллельно создал аналогичный гаситель. Папенька не возражал против моего желания навестить Эдика и рассказать последние новости. Сам он хотел поскорее вернуться домой, чтобы поделиться радостью с бабушкой и Яроцапом.
— С тобой останется твой Назар. Коли будут какие-то проблемы, шли срочное письмо. Приеду или связи тут подниму. А мы пока бал начнём готовить. В честь нашего княжича.
— А без этого нельзя обойтись?
— Общество не позволит. Ко мне уже пара знакомых «К» завернули. Да и губернатор наш оказался проездом в столице. При свидетелях пообещал, что свой оркестр пришлёт. Сказал, что приедут к нам всем семейством на пару дней, — сквозь сетование сквозила гордость папеньки, что первое лицо губернии напрашивается на наше торжество.
Мы сердечно простились, я передал тёплое письмо для бабушки, а также слова искренней благодарности Кысяцкому — без его уроков я не сумел бы выдержать устроенное нам испытание. Ожидалось, что я пробуду в столице ещё дня два-три.
Назар ловко упаковал папенькины вещи, и я попросил его обеспечить меня наёмным экипажем. Верного хотел оставить в гостиничном стойле, чтобы не афишировать свой приезд. Мой замечательный козел, несомненно, привлёк бы внимание всех окрестных зевак даже в позднее время — гражданских железнорогов можно было по пальцам пересчитать, а на армейских по столице позволялось передвигаться только генералам и маршалам.
Дорога заняла всего четверть часа, по столичным меркам — пустяк. Академия располагалась за рекой Хвостанутой, в тихом чинном районе на юго-западе Мяуславля. Большинство домов тут принадлежали котам, так или иначе связанным с образованием. В пешей доступности находились две респектабельные гостиницы, где обычно останавливались кандидаты в студенты и их родители. Как правило, уже в девять вечера окрестные улицы замирали; какое-то движение наблюдалось только в паре таверн, где подавали поздние ужины, да лавках, куда бегали за закусками лакеи или молодые преподаватели.
Но всего через несколько кварталов жизнь била ключом, предлагая самые разные, в том числе и предосудительные развлечения. Правда, до знакомства с книжечкой Масянского Василий Матвеевич об этом не подозревал.
Глава 17. Если друг оказался вдруг…
Я велел кучеру остановиться у боковой калитки «для своих». Привратник узнал меня и пропустил без вопросов.
Как раз закончился ужин и наступили «свободные часы», но народу во дворе и в галереях было немного. Большинство студентов благополучно завершило свой курс и разъехалось по домам. Кое-кто из сотрудников тоже закончил годовой контракт или получил долгожданный отпуск. Каникул в иное время никому не полагалось.
Старокотов, как и Щукин, не были преподавателями и жили на втором, так называемом техническом этаже — там обитали управленцы среднего звена, библиотекари и учёные без учебной нагрузки. Но где конкретно располагались нужные комнаты, я не знал, никогда в гостях у этих членов группы не был. Наши отношения всегда ограничивались только рабочими вопросами. Чуть ближе я общался с Котославом, мы оба занимались теорией и были ровесниками.
Сперва я зашёл в наш кабинетик в библиотеке. Но на двери висел замок. Читальный зал был совершенно пуст, книги и стулья стояли в идеальном порядке — ура, каникулы! «Ладно, забегу к Котёночкову», — я поспешил на преподавательский спальный этаж.
— Пес тебя побери! Васька! — заорал Чижик, увидев меня на лестнице. — Некому дома на мозги наукой капать, вот и соскучился?
Я был чертовски рад увидеть эту детскую мордашку.
— Привет! А то!
— Правда-правда, без меня жизнь не мила стала?
— Почти… — я и в самом деле хотел навестить друзей после заседания комиссии, но неожиданная активация то ли нашего, то ли чужого гасителя на аттестации изменило цель приезда в академию. — Откровенно говоря, хотел переговорить со Старокотовым. А к тебе, Эдику и Дусику завернуть завтрашним днём.
Я решил не кривить душой, зная, что Андрюша не из обидчивых. А я сам был слишком зациклен на вопросе об артефакте, чтоб беззаботно болтать с друзьями.
— Попа ты пушистая! — хмыкнул Чижик. — Твоего Сторокотова я видел позавчера. Он куда-то навострил тапки. Весь из себя франт: в камзоле да парадных перчатках, в лапах папочка кожаная с вензелем. Никак на свиданку с престарелой баронессой. Ещё и экипаж нанял. И вид важный-важный. Я как раз за колбасками бегал. Что-то к концу учёбы совсем хреново кормить стали, — пулемётом затараторил Чижик.
— Кажется, тебе, бедняге, и словом тут перекинуться не с кем, — хмыкнул я.
— Ага. Второй день пиво пью в обществе недописанной дусиковой нетленки.
— А сам он что?
— То самое! Ты всё пофукал, как обычно? Его ж из-за той кошки шибко знатной и трепетной, которую он чернилами заляпал, на выход попросили.
— Ой. А я и не знал, — мне стало неловко, что я сразу позабыл тот инцидент.
— Да он не сильно жалеет, решил сменить сферу деятельности. Платили все равно по-мышиному. Вроде как управляющим на шиншилловую ферму устраивается, жалование куда лучше. Мы раз в две недели встречаемся в «Трех лягушках». Тебе кости моем, — захихикал Андрюша, дёрнув меня за бобочку.
— Я пошлю ему завтра записку. А Эдик?
— Вчера в обед уехал. Деловой! Попрощался свысока, будто втихую не сожрали за весну полтысячи колбасок.
Мы вместе прошли по знакомому коридору.
— Я поговорю с Котёночковым и забегу к тебе, — пообещал я Чижику и постучал в знакомую дверь, надеясь, что мой коллега ещё в академии.
Он открыл тут же, судорожно схватил меня за лапу и втянул в комнату:
— Василий! А я услышал твой голос, думаю, показалось, что ли. Как хорошо, что ты приехал. Я хотел с тобой связаться, да Мышелов не велел тревожить…
Его комнатка была копией моей, только покрывало другого оттенка, и сукно на столе сильнее потёрто.
— Что-то случилось, Котослав? — Котёночков выглядел совсем замученным и расстроенным. Странно, мы же закончили основную работу. Или нет предела совершенству?
— Ох… четыре дня назад кто-то в комнату ко мне влез. Все бумаги украл. Даже из сундука! А вот ни денег, ни перстень фамильный — ничего не тронули. Я сразу к Старокотову, хотя сам знаешь, все по гасителю он у нас строго отбирал. Не разрешил он мне в полицию идти. Мол, только бумажки