Последний Герой. Том 9 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Потому что я сильный, — сказал он просто и пожал плечами. — Запомни, это… я не слабый. Я Сильный.

— У тебя есть какие-то психологические травмы. Наверняка в детстве тебя считали слабым, да? После этого ты решил, что слабость — позор, и теперь ты доказываешь миру свою силу через то, что отнимаешь жизни невинных людей. Ты ставишь себя выше других. Ты играешь в бога. Так? Я угадала?

Яна пыталась вывести его на диалог, надавить на больные точки.

— Нет, ты ошибаешься! — дернулся Людоед, резко вскинув голову. — Всё не так!

Яна сразу поняла — попала в точку. Нашла его триггер.

— Всё как раз так, — сказала она тихо и при этом уверенно, будто проводила обычный сеанс, сидя за компьютером у себя. — Это не твоя вина. Просто в детстве ты пережил травму. Ты не родился таким. Обстоятельства сделали тебя таким. Но тут главное, что ты можешь поступать по-другому. У тебя есть выбор.

Она говорила долго. Спокойно, размеренно. Её голос перестал дрожать, иногда она делала паузы, чтобы он мог осмыслить сказанное. Вся её речь, как у всякого хорошего психолога, была выстроена так, чтобы снизить напряжение. Сначала он отмахивался, нервно ходил по камере, бросал короткие реплики, хмыкал, усмехался. Почти смеялся.

А потом постепенно начал слушать.

Слова Яны его почему-то успокаивали. Неожиданно для самого себя он почувствовал, как напряжение уходит, как будто с плеч свалился камень. Голос этой женщины звучал мягко, ровно, будто бальзамом ложился на его внутреннюю боль. И вдруг он осознал, что ощущает странную потребность говорить с ней, слышать этот голос, даже просто молчать рядом.

Когда разговор закончился, он сказал:

— Хорошо. Всё, что я могу для тебя сделать — это не убивать сразу.

Яна вздрогнула.

— Что?

— Ты умрёшь последней, — спокойно пояснил он.

— Последней?.. — испуганно переспросила Яна. — То есть… значит, ты когда-нибудь остановишься?

Он помолчал — этот вопрос его немного удивил.

— Да, — ответил он после короткой паузы. — Когда закончится потребность в человеческом мясе.

— Для чего тебе человеческое мясо? — спросила Яна, явно с трудом сдерживая дрожь.

— Я не могу тебе этого сказать, — тихо произнёс Людоед. — Но обещаю: пока ты жива — всё будет хорошо.

— И сколько это продлится? Сколько продлится моя жизнь? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.

Он пожал плечами.

— Я не знаю.

— Да пошёл ты к чёрту, урод! — не выдержала Яна, сжав кулаки.

Потом резко выдохнула, заставила себя успокоиться. Гнев ей не поможет. Ей нужно время. И шанс.

«Спокойно», — думала она, — «я налаживаю с ним контакт».

Сделала глубокий вдох, потом ещё один.

«Вот я дура», — думала она дальше, — «зря я сорвалась».

Даже после первой беседы он отложил её смерть, а что было бы, если бы он приходил так ещё и ещё? Если бы они разговаривали, если бы она сумела его убедить отпустить, или, быть может, смогла придумать, как вырваться… ведь чем больше времени, тем больше шансов. И, может быть, к тому моменту Яровой бы его нашёл.

А потом в голову полезли дурные мысли.

«И зачем я подставилась, зачем поверила Сальникову! Теперь Максим — моя последняя надежда. Надеюсь, эти громилы в парке его не прибили. Надеюсь, он придёт», — Яна прижала ладони к губам и проговорила уже вслух, сквозь пальцы:

— Извини, я не то хотела сказать. Прости. Ты же должен понимать моё состояние. Но приходи, приходи ко мне, и мы будем разговаривать. Я вижу, что тебе нужны слова, тебе этого не хватает.

— Я приду. Чтобы приносить тебе пищу. Но не знаю… буду ли говорить, — он повернулся в дверях, затем вышел и замкнул за собой дверь.

На старом деревянном столе лежали кусок колбасы, краюха хлеба и бутылка воды. Скудный провиант, чтобы жертва не умерла с голоду.

Яна сидела на топчане, обхватив голову руками. Отчаяние и боль накрыли её тяжёлой волной. Горло пересохло, сильно захотелось вдруг воды.

Она взяла со стола железную эмалированную кружку, глянула на неё, будто на врага, и со злостью швырнула в стену. Та ударилась с глухим звоном, отлетела в сторону, и от эмали откололся кусок, блеснув на полу белой щербинкой.

Яна выдохнула, открыла бутылку, сделала несколько больших глотков прямо из горлышка — жадно, не чувствуя вкуса.

И вдруг… из-за стены раздалось что-то похожее. Такой же звон-стук, только глуше. Будто кто-то по другую сторону стучал такой же кружкой.

Яна вскинулась. «Кто там?» — мелькнуло в голове. Она подбежала к стене, прижала ладони к холодному кирпичу, сложила руки рупором:

— Эй! Кто там⁈ Вы меня слышите⁈

Голос глухо ударился о стену и погас. Камень поглощал звуки. Она схватила кружку, выпрямилась и постучала по кладке три раза — сильно, отчаянно.

Три удара прокатились по подвальной тишине.

И в ответ… три таких же удара. Глухих, но отчётливых.

Яна замерла, сердце забилось сильнее. Потом снова стукнула — уже четыре раза.

В ответ — четыре.

«Там кто-то есть», — пронеслось в голове. — «Я не одна».

Она прижалась лбом к стене, стиснула кружку в руках.

«Кто-то мне отвечает.» — подумала она, и впервые за всё время почувствовала не только страх, но и слабую, едва уловимую надежду.

Она перестукивалась с незнакомцем ещё какое-то время. Вслушивалась, считала, отвечала — три удара, потом два, потом снова три. Но что толку? Она не знала никаких условных сигналов, что могли бы ей сейчас помочь.

«Вот дура», — подумала она. — «В школе же был кружок радиолюбителей, где учили азбуку Морзе. Подруга звала, а я не пошла».

Конечно, умом Яна понимала — если бы тогда и пошла, всё равно бы сейчас забыла. Но теперь сожаление захлёстывало её. Что же делать? Даже если бы сейчас она смогла что-то настучать, то какое бы это было сообщение? И кому — такой же жертве? Что толку?

Она прижала ухо к холодной стене. За перегородкой было тихо. Может, тот, кто там, тоже понял, что всё бесполезно. А может, просто вымотался.

Нет, надежды не было. Она опустилась обратно на топчан, тяжело выдохнула и сжала в руках побитую эмалированную кружку.

— Макс… — прошептала Яна едва слышно, и по чумазой щеке скатилась слеза. — Прошу… найди этого гада… Ты же можешь… Спаси меня…

После разговора с Яной Людоед почувствовал короткое облегчение. На мгновение ему показалось, что можно было бы прекратить все это, вернуться к прежней жизни. Но мысль тут же рассыпалась в прах.

— Нет, как прежде я не хочу, — проговорил он вслух, перечёркивая сомнение. — Я сильный, я хищник. Я не должен слушать эту психологиню.

Он пообещал Яне, и это обещание зафиксировало для него правило. Раз она умрёт последней, значит, нужна новая жертва. Значит, охота продолжается.

Людоед стал собираться. На него опустилась привычная сосредоточенность, как перед охотой. Он натянул старую форму МВД, где на рукаве не хватало одной пуговицы. Дверца шкафа захлопнулась. Он вышел во двор, сел в старый фургон и завёл мотор.

Та часть Нижнереченска с частным сектором, где стоял его дом, была редко заселена. Соседние дома пустовали… Здесь было не слишком удобно жить, дорогу постоянно размывало. Отличное место для дел, которые не любят свидетелей.

Он выехал с просёлка, выкатил на асфальт, потом на трассу. Пустынная дорога была для него лучшим полем охоты. Ни камер, ни прохожих, ни лишних глаз. Если случайно появлялась машина, её всегда можно было остановить жестом и палкой гаишника. Когда вдали показались фары, он вышел на обочину и, держа в руках жезл, махнул в сторону проезжающего автомобиля.

Белая «Нива» послушно остановилась по требованию Людоеда. Водитель — пожилой мужчина, уже пенсионер — даже не обратил внимание, что форма у инспектора старого образца. В сумерках этого и не разглядишь, да и кто его знает, как должен быть одет гаишник.

Он потянулся за документами, приоткрыл дверь, собираясь выйти. Людоед окинул его взглядом — быстрым, профессиональным. В ту же секунду понял: не то. Мясо старое, некачественное. Он всегда подбирал, как сам говорил, «живое мясо» — свежее, полное силы, чтобы чувствовать, как из человека уходит жизнь.