Лекарь Империи 7 - Александр Лиманский

— Мы сразу же примчались, — продолжил он уже более твердо. — Господин лекарь, скажите нам честно — какие у нее шансы?

Главное правило в общении с родственниками в такой ситуации — предельная честность, но без жестокости. Нельзя давать ложных надежд, но и нельзя убивать последнюю.

Нужно сместить акцент с расплывчатых шансов на конкретный план действий. Люди легче переносят плохие новости, если видят четкий алгоритм.

— Физически состояние Яны абсолютно стабильно, — начал я. — Все ее органы работают как часы. Проблема, как я и предполагал изначально, не в теле, а в сознании. Это кома магической природы. Стандартная терапия здесь, к сожалению, бессильна. Нам нужен специалист — целитель-менталист.

— Менталист? — отец нахмурился. Он был явно осведомлен. — Но их же единицы на всю Империю! Найти такого практически невозможно!

— Я знаю, — подтвердил я. — Но я уже начал поиски. У меня есть определенные связи, которые могут помочь в этом вопросе.

Я, как бы между делом, достал телефон и проверил сообщения. От барона пока тишина. Нужно будет завтра утром позвонить ему лично и напомнить. Дам ему еще один день на поиски.

— Мы читаем ей, — тихо сказала мать. — Нам сказали, что пациенты в коме иногда могут слышать.

— Это абсолютно правильно, — я ободряюще кивнул ей. — Контакт очень важен. Звук родных голосов, знакомые интонации — все это может стать тем якорем, который поможет ее сознанию удержаться и вернуться.

— Красивая девушка. Жалко ее… — пропищал в моей голове Фырк, который подлетел к кровати и с любопытством разглядывал Яну. — Может, мне попробовать до нее достучаться? Нырнуть в ее сознание, растормошить?

— Категорически нет, — мысленно отрезал я. — Это не обычное бессознательное состояние. Это магическая ловушка. Не зная ее устройства, ты можешь не помочь, а навредить. Не лезь.

— Господин лекарь, — мать подняла на меня глаза, полные слез и отчаянной надежды. — Вы же поможете? Вы же ее спасете?

Я посмотрел ей прямо в глаза. Мой голос прозвучал твердо.

— Я сделаю для этого все возможное. И, если потребуется, невозможное тоже. Я вам это обещаю.

Я подошел к кровати и активировал Сонар для контрольного осмотра.

Физиологические показатели — без динамики. Мозговая активность на минимальном, стволовом уровне. Определенно, нужен менталист. Моих сил недостаточно.

— Как только найду специалиста, мы немедленно начнем лечение., — сказал я, завершая осмотр.

Они благодарно кивнули. Я тихо вышел из палаты, оставив их наедине со своей дочерью и своей надеждой.

Неврологическое отделение на втором этаже было тихим местом. Палата номер двести три находилась в самом конце длинного, залитого тусклым вечерним светом коридора.

Я коротко постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. Ашот полулежал на функциональной кровати, основательно обложившись подушками. И выглядел он несравнимо лучше, чем в реанимации.

Положительная динамика была очевидна. Организм крепкий, отлично справлялся с последствиями травмы. Обширные синяки на лице превратились в расплывчатые желто-зеленые пятна, страшный отек полностью спал, и его черты лица снова стали четкими.

Но были и тревожные признаки, которые я заметил сразу, с первого взгляда. Его правая рука лежала на одеяле неестественно, чуть согнутая в локте, а пальцы были сведены в характерной позе — легкий, но очевидный спастический парез.

Правый уголок рта был едва заметно опущен, а носогубная складка сглажена — парез лицевого нерва. Очаговая неврологическая симптоматика. Левое полушарие.

— Привет, чемпион, — я подошел к кровати и сел на стул рядом. — Ну как ты?

Глава 12

Ашот медленно повернул ко мне голову.

На мгновение его лицо озарилось искренней, детской радостью. Но эта вспышка тут же погасла, сменившись тяжелой тоской человека, запертого в собственном теле.

Он открыл рот. Я видел, как напряглись мышцы на его шее, как вздулись вены на висках. Лицо начало медленно краснеть от чудовищного усилия.

— Н-но… — первый слог дался ему с таким трудом, словно он выталкивал через горло невидимую каменную пробку. — Р-ма…

Классическая моторная афазия Брока.

Понимание речи сохранено, но продукция нарушена. Связь между центром планирования речи и моторными центрами коры головного мозга была разорвана гематомой.

Он знал, что хочет сказать «нормально», но не мог отдать приказ речевому аппарату. Больше он не смог выдавить ни звука.

Два жалких, искаженных слога вместо простого слова. Ашот зарычал от злости — низкий звук раненого зверя. Его левая, здоровая рука сжалась в кулак и с силой ударила по матрасу.

БУХ!

Потом еще раз.

БУХ!

И еще.

БУХ! БУХ! БУ-Х!

В его глазах заблестели слезы. Это были слезы не от боли. От унижения, от бессилия, от слепой ярости на предавшее его тело.

— Бедняга! — сочувственно покачал головой Фырк. — Представь себе, все слова в голове крутятся, хочешь сказать, а рот не слушается! Я бы тоже психанул!

Я быстро подошел к кровати, сел на ее край и положил руку ему на плечо. Под моей ладонью ощущались твердые, как камень, мышцы — даже недели неподвижности не смогла полностью атрофировать мускулатуру бывшего бойца.

— Тихо, тихо, — мой голос был спокойным и уверенным. — Не надо так. Я все понимаю. Абсолютно все.

Он посмотрел на меня с недоверием. Как ты можешь понимать? Ты здоров, ты можешь говорить!

— Знаешь, твоя злость — это хорошо, — продолжил я.

Ашот удивленно приподнял левую бровь. Правая осталась неподвижной.

— Серьезно, это отличный знак, — я говорил как лектор, объясняющий простую истину. — Злость означает, что ты не сдался. Не смирился. Что ты борешься. Знаешь, что происходит с мышцами после тяжелой тренировки в зале?

Он слабо, неуверенно кивнул.

— Они болят. Горят. Кажется, что вот-вот разорвутся. Но именно так они растут и становятся сильнее. Мозг — такая же мышца. Только гораздо сложнее. Эта твоя злость, это напряжение, эти отчаянные попытки говорить — все это признаки того, что твой мозг работает. Он пытается проложить новые пути. Обходные маршруты вокруг поврежденных участков.

Нейропластичность — величайшее открытие современной неврологии. Мозг не статичная структура. Он способен к реорганизации. Наша задача дать ему правильный стимул и не позволить отчаянию запустить процессы атрофии.

— Давай-ка позанимаемся, — я взял с тумбочки книгу, которая лежала тут. Видимо, кто-то из неврологов занимался с ним или только собирался. — Принес тебе кое-что особенное.

Я положил яркую, красочную книжку ему на