Лекарь Империи 7 - Александр Лиманский

Она знает, но боится говорить. Это значит, что уровень этих влиятельных людей настолько высок, что даже она, главврач областной больницы, предпочитает делать вид, что ничего не понимает.

Ненавижу недосказанность. Но давить на нее было бесполезно. Она не из тех, кого можно разговорить силой.

— Может, это твой барон фон Штальберг? — предположил Фырк. — У него же связи везде! Или граф Ушаков — ты же его сына спас! Они могли замолвить словечко!

— Возможно, — мысленно ответил я. — И барон, и Ушаков имеют серьезное влияние в высших кругах и прямой выход на столицу. Но тем не менее они все же провинциалы. Да и каковы их мотивы? Просто благодарность? В мире большой политики и денег не бывает чистой благодарности. Бывают инвестиции. Они вложились в меня, спасая от Журавлева, и теперь будут ждать дивидендов. Если это все так, то им действительно очень сильно нужен диагностический центр.

— Главное, что непосредственный кризис миновал, — заключила Кобрук. — Можно выдохнуть и работать спокойно, без оглядки на проверяющих.

— Да, — я поднялся, — хотя осадок остался. Кто-то влиятельный хотел меня убрать. И этот «кто-то» никуда не делся. Он просто сменил тактику.

— Но теперь они знают, что ты не просто талант, — Анна Витальевна впервые за вечер улыбнулась. — Ты человек, находящийся под защитой других, не менее влиятельных людей. А после сегодняшней операции твоя репутация взлетит до небес. Тронуть тебя сейчас — это вызвать скандал на всю Империю.

Мы вышли из кабинета. В пустом, гулком коридоре Кобрук остановилась.

— Илья, я хочу сказать… — она говорила искренне, без обычного административного тона. — То, что вы сделали сегодня для пациента, для репутации нашей больницы… Я горжусь, что ты работаешь у меня.

— Спасибо, Анна Витальевна. Это многое значит.

Она кивнула и пошла в сторону своего кабинета. Я направился в хирургическое отделение.

Едва я свернул в знакомый коридор хирургического отделения, как атмосфера резко изменилась. Тишина и напряжение сменились гулом возбуждения.

Из ординаторской тут же выскочил Славик Муравьев, словно только и ждал моего появления. Лицо его было взволнованным, а глаза горели лихорадочным любопытством.

— Илюха! Наконец-то! — он подбежал ко мне. — Что там происходит? Вся больница гудит как растревоженный улей!

— В смысле гудит? — я остановился.

— Ну как же! — Славик всплеснул руками, не в силах сдержать эмоции. — Сначала все только и говорили, что про вашу операцию! Мол, такого еще никто никогда не видел — паразита из артерии достали, одной левой рукой сосуд зашили, да так, что шва не видно! Медсестры из операционной всем рассказывают, чуть ли не по минутам!

Закон больничной физики. Скорость распространения информации обратно пропорциональна ее достоверности. Через пару часов окажется, что я оперировал с завязанными глазами, а паразит был размером с анаконду.

— Потом, — Муравьев понизил голос до заговорщического шепота, — по отделению пронесся слух, что магистр Журавлев вызвал тебя к себе! Сразу после операции! Все думали — ну все, сейчас начнется публичная казнь!

— И?

— И тишина! — Славик снова всплеснул руками. — Полная, зловещая тишина! Уже почти час! Никто ничего не знает! Журавлев молчит, Кобрук молчит, ты пропал! Народ уже ставки делает, чем все закончится!

— Вот это да! — с самодовольством прокомментировал Фырк. — Ты теперь местная суперзвезда! Скоро у твоей палаты будут дежурить поклонницы с цветами и плакатами!

— Слава, успокойся, — я положил руку ему на плечо. Этот жест был не только успокаивающим, он возвращал его с небес на землю. — Все в порядке. Магистр Журавлев завтра утром сворачивает работу комиссии и уезжает.

— Правда⁈ — глаза Муравьева стали круглыми, как блюдца. — Совсем? Насовсем?

— Насовсем. Проверка закончена, претензий к нашему отделению и больнице в целом нет.

— Ура! — Славик не сдержался и подпрыгнул на месте. — Слава богу! Можно наконец расслабиться! Больше никаких проверяющих, никаких комиссий!

— Можно, но не нужно, — я остудил его энтузиазм. — У нас есть пациенты. У нас есть работа. Расслабляться некогда.

Нужно было немедленно гасить эту эйфорию. Расслабленный персонал — источник ошибок. Пока мы в больнице, мы на войне. Передышка это не повод для праздника, а время перезарядить оружие.

— Да-да, конечно, Илюха, ты прав, — тут же посерьезнел он. — Кстати, о пациентах! К Яне, ну, к той девушке из ординаторской, родители приехали! Из самого Владимира примчались, как только им сообщили. Уже третий час у нее в реанимации сидят.

Яна. Магическая кома. Я запустил поиск специалиста через барона, но это займет время. А родители здесь и сейчас. Это усложняет ситуацию. Разговор с ними будет тяжелым.

— И еще, — добавил Славик. — Мурадяна перевели сегодня из реанимации в неврологическое отделение. Говорят, он в сознании, но с речью какие-то проблемы, никого не узнает.

А это уже отличные новости. Пока меня не было жизнь в отделении текла, как бурная река. Все знали свое дело и хорошо выполняли его. Ну и положительная динамика Ашота не может не радовать.

— Понятно. Спасибо за информацию, Слава. Пойду проверю пациентов.

Палата номер четыреста восемнадцать. Женское терапевтическое отделение. Четыре часа тридцать минут. Я тихо, стараясь не скрипнуть, приоткрыл дверь.

Яна лежала все в той же неестественно-спокойной позе — на спине, руки аккуратно уложены поверх одеяла, лицо безмятежно. Если не знать, что это глубокая кома, можно было подумать, что девушка просто спит после тяжелого дня.

Рядом с ее кроватью на двух стульях сидели мужчина и женщина лет пятидесяти. Интеллигентные, осунувшиеся лица, усталые глаза, дорогая, но неброская одежда.

Мать держала безвольную руку дочери в своих и что-то тихо, безостановочно ей нашептывала. Отец сидел чуть поодаль и вполголоса читал вслух книгу.

— Добрый день, — я вошел, стараясь, чтобы мои шаги звучали как можно тише. — Я господин лекарь Разумовский, лечащий врач Яны.

Мужчина тут же поднялся и протянул мне руку. Рукопожатие было крепким, уверенным.

— Смирнов Петр Васильевич. А это моя жена, Ольга Николаевна. Мы родители Яны.

— Очень приятно. Вас не было видно сразу?

— Мы были в отъезде, за границей, — ответила мать, не выпуская руку дочери. Ее голос дрожал от сдерживаемых слез. — Узнали только вчера, когда вернулись… Нам сказали, что Яночка в коме… после… после аварии…

Отец положил