Знаменосец забытого бога (СИ) - Ра Юрий
— Ага, не сделал, значит. А потом снова начнёшь вымораживаться, мол ты этого не говорил, я такого не помню…
— Я уже ясно сказал, мне неприятно это обсуждать.
Разговор тот закончился ничем, отец просто вышел с балкона, ничего для себя не решив. Действительно, не начинать же ему верить в непонятную муть. Ладно бы в того бога, про которого дуют в уши церковники, нет, сынок нового бога придумал с непонятным именем. И предложил даже не верить в него, а просто знать, что есть какой-то Кайрос, и Тимур пророк его. Хотя да, кое-что он решил. Вот пойдет завтра в сберкассу на обеде и снимет деньги, то есть не снимет, а получит выигрыш по билету. Один для начала, за мотоцикл. Только сначала перед обедом сам проверит таблицу. По другой газете, не по подсунутой Тимкой.
Через день папа притащил с работы запечатанный полиэтиленовый пакет с чем-то красным внутри. Он сходу кинул его на диван и буркнул: «Меряй! Не подойдет, верну». А кто меряй, кому сказал? Мама решительно взяла процесс в свои руки, достала трикотажные изделия, повертела, растянула:
— Сынок, это тебе! Папка тебя сильно любит, судя по всему.
— Так и я его. Пап, что правда мне? Можно померить?
— Сказал же, меряй! — Голос отца и ванной заглушался текущей водой. — Коллеге принесли, а размер сильно маленький, никому не подошел. А детей такого возраста, как Тимур, ни у кого в отделе нет.
— И сколько же за это чудо он попросил? — Мама морально готовилась к удару.
— Нормально всё по деньгам, потянем!
На искушенный взгляд Тимура такой костюмчик мог потянуть рублей на двести, потому что это был «Адидас». Не простой, если в СССР можно присоединить такое прилагательное к адидасовскому костюму. Это был олимпийский «Адик» для советской сборной, о чём в голос кричали лейблы по обеим сторонам груди. Грудь, на которую надели эту роскошь самопроизвольно раздалась как минимум на размер, мышцы забугрились, а позвоночник вытянулся как арматура и тихо загудел, мол только так и надо.
Да хрен там, «не подойдет», это кем надо быть, чтоб такой костюм не подошёл! Штаны оказались тоже впору, так что неведомая сумма, заплаченная отцом за стыренный кем-то комплект формы для нашей сборной, потеряла последнюю возможность вернуться в семейный бюджет.
— Надо брать. — Ёмко и просто сказала мама.
— Так уже взял.
— А деньги откуда? — Получка папы всегда оказывалась в цепких маминых руках, так что никаких свободных средств, тем более в таком объеме у него быть не должно.
— С его выигрыша взял. Мы же решили, что Тимкин выигрыш потратим на него.
«Какая удобная формулировка, — подумал Тимур, — не соврал ни одним словом товарищ папа, а правды не сказал. Это ж он новый мой выигрыш конвертировал в костюмчик». Он был совершенно не против такого приобретения, более того, теперь Тимур знал, в чём он поедет в лагерь. Расточительно? Очень! Новый импортный костюм был достоин того, чтобы в нём гулять по городу, ходить в кафе с девушкой, сниматься в кино. А тут в пионерский лагерь — так поступают только мажоры, у которых что бабок, что шмоток завались. У них дедушка Колонтай, Буденный или Ворошилов, им и не такое позволительно. Стоп, Коллонтай была женщиной и писалась с двумя «л». Впрочем, не про неё ли сказано, что если бы у бабушки были тестикулы, то она была бы дедушкой. Тот самый случай.
Когда ребенок, единственный ребенок что-то очень сильно хочет, родители бессильны. Мамины увещевания поберечь костюм разбились об аргумент, что через год Тимур из него вырастет, так что беречь тряпки бесполезно, даже если они дорогие. На вокзал своего прекрасно выглядящего, буквально выпадающего из серой массы людей сына провожала мама. Папа не мог отпроситься, у него важный эксперимент. Да и не видел нужды взрослый мужчина в такой опеке. Что, парень сам не доедет на метро до Павелецкого вокзала? Потеряется?
Мам в толпе провожающих оказалось много. Гораздо больше, чем суровых отцов и почти столько же, сколько самих детей. Красный спортивный костюм несколько уравновесился с красными галстуками, которые обязали повязать всех репрессированных — так их легче было вычленять в толпе. Летом ни один нормальный ребенок по своей воле пионерский галстук не наденет, так что любой красногалстучный по определению кадр воспитателей, бегающих вокруг детишек или скалой возвышающихся над ними. Поведение ответственных педагогов определялось темпераментом и опытом.
— Фамилия? Есть такой, первый отряд! Почему без галстука? Надеть немедленно!
— Чирковы! Уже комсомолец! Нам куда встать?
Переговоры вела мама, для неё Тимка всё еще был несмышлёнышем, которого стопчет первая же курица. Особенно, залётная, у тех одна цель в жизни — подгрести под себя её ненаглядного Тимочку. Ненаглядный Тимочка совершенно спокойно взирал на цирк вообще и номер, исполняемый мамой. Будь он пацаном, уже бы провалился под платформу от стыда, а взрослому Тимуру-Василию было как-то наплевать, как выглядит сценка, что подумают другие парни. Хочет мама суетиться, пускай квохчет, тем более что четыре недели потом не увидит ребенка — надо быть снисходительным к слабостям любящей матери.
Его чемодан не произвел фурор, всем пока было не до деталей. Даже гитара пока не привлекала внимание, хотя была всего одна на толпу. Шло формирование отрядов, вернее их сбор и кучкование вокруг воспитателей, отделение агнцов от козлиц. С губ не слетало последнее «прости», вместо этого мамы пытались загрузить в головы уезжающих чад последние гигабайты программ поведения и списков запретов.
Файерволлы, включенные опытными детишками, отсекали весь материнский траффик, дабы не перегрузить банки их памяти. На самом деле, скорее баночки нежели банки, майонезные, в которых принято сдавать анализы мочи. Сколько родительских наказов поместится в такую баночку? Да нисколько! Даже то, что случайно проберется в долговременную память, будет тщательно вычищено вплоть до жесткого форматирования. А про память оперативную и говорить нечего, там как у древней триста восемьдесят шестой АйБиэМки всего четыре мегабайта, памяти не хватает даже сопли не вытирать рукавом.
Согнанных в компактные кучки ребят пересчитали, сверили со списками отрядов и вручили бумажки, которые надо клеем лепить на чемоданы. Самым варварским способом самым идиотским канцелярским клеем. Зачем? Чтоб потом написать ручкой номер отряда, ясное дело! Некоторые из тех, кто ехал в лагерь не первый раз, озаботились такими квази-бирками еще дома. Ладно, надо, значит надо, Тимур тоже налепил, а потом написал цифру «раз» во всю бумажку.
Ну наконец-то! Наконец их начали загружать в поезд. Да, на платформе вместо ожидаемой электрички стоял пассажирский поезд из общих вагонов с прицепленным электровозом. Погодите, как поезд? Ведь говорили, что недалеко повезут, за сто первый километр утащат и хорош, вроде так. Как там его, Настасьино. Успокаивало одно — все вагоны были общие, без матрасов и белья. Значит, спать в пути не придётся, уже лучше. Весь жизненный опыт Тимура восставал против того, что детей могут везти куда-то вдаль в общем вагоне без постельного белья как каких-нибудь животных или солдат.
Очень удачно получилось, что для вывоза детей пустили отдельный поезд. Очень удачно прежде всего для мирных советских граждан, им не пришлось подвергаться мучительным пыткам концентрированной детской радости, исторгавшейся из глоток. Мало того, чтоб было окончательно понятно, насколько всё здорово, дети еще и невербально давали это понять. Прыгали по полу, скакали по лавкам, махали руками и всеми остальными частями тел тоже. Пионерские галстуки были сняты в первые же минуты поездки, сейчас они то выглядывали из карманов, то валялись на лавках. А то и уже уползли на пол — дети, что с них возьмёшь.
Как островки спокойствия выглядели лавки, на которых сидели воспитатели. Вокруг них адсорбировались подлизы, заучки и тихони, не умеющие выживать в джунглях детского коллектива. Старшие отряды, слава всем богам, заняли отдельный вагон, до него всё это безумие доносилось редко. И вот уже там, в более-менее спокойной обстановке пацаны оценили тимуровы ништяки. Чемодан, олимпийка, гитара, возраст и ширина плеч — всё оказалось приметным у Тимура, он был один из самых старших в своём первом отряде.
