Господин Орлов - Redstone
Николай загорелся.
— Отец прав! С такими винтовками и пулеметами Военное министерство нам любой грех простит! Я могу поговорить с командиром полка, он вхож к великому князю. Мы можем организовать показательные стрельбы для офицеров Генерального штаба. Они будут в восторге!
Петр тоже включился в игру, но со своей, юридической стороны.
— А правовой статус? Вся эта земля оформлена на подставных лиц. Город существует вне всяких правовых рамок. Любой уездный исправник может приехать и начать задавать вопросы. Нам нужен указ. Императорский указ о присвоении Орлов-граду статуса особой экономической территории или казенного завода под нашим управлением. Я могу подготовить проект такого указа, найти лазейки в законодательстве. Это будет мой дипломный проект!
Они уже делили шкуру неубитого медведя, но это был именно тот медведь, которого я им подсунул. Они видели мощь, прибыль, влияние. Они стали моими самыми активными и могущественными лоббистами.
Отец поднял руку, останавливая их пыл.
— Всему свое время. Сначала — семья. Это больше не твоя игрушка, Саша. Это наше общее будущее. Твоя мать, твои сестры — они должны это увидеть. Они должны понять, что жизнь изменилась. В следующее воскресенье мы приедем все вместе. Устрой им экскурсию, но без стрельбы, — он усмехнулся. — Покажи им школы, больницы, чистые дома. Пусть женская часть семьи тоже поймет, что ты построил здесь не просто арсенал, а райский уголок. А после этого мы начнем большую игру.
Он подошел ко мне и положил тяжелую руку мне на плечо. Взгляд его был прямым и пронзительным. В нем не было больше отеческой снисходительности, только уважение равного к равному.
— Я всегда гордился, что ты мой сын, — медленно произнес он, чеканя каждое слово. — Но сегодня я понял, что мне выпала честь быть твоим отцом. Ты не просто продолжишь наше дело, Александр. Ты создашь новое. Империю внутри Империи. Но помни, — его пальцы сжались на моем плече, — будь осторожен. Чем выше ты поднимаешься, тем больнее падать. И тем больше появится желающих тебя столкнуть. Отныне у тебя нет права на ошибку. Ни на одну.
Я молча кивнул. Я понимал это лучше, чем он мог себе представить. Для них это была большая игра с высокими ставками. Для меня — вопрос выживания моего мира.
Мы проводили их до границы моих владений, где их ждал семейный «Бенц». Пересаживаясь из моего бесшумного электрического фаэтона в рычащий и пахнущий бензином немецкий автомобиль, они словно переходили из одного века в другой. Этот контраст был красноречивее любых слов.
Николай на прощание крепко пожал мне руку, как товарищу по оружию.
— Я начну наводить мосты. Осторожно. Подготовлю почву для презентации оружия, — сказал он тихо, но с горящими глазами.
Петр лишь кивнул, все еще ошеломленный. В его взгляде читалась смесь восхищения и страха перед масштабом того, во что ему предстояло вникнуть.
Отец, уже садясь в машину, бросил через плечо:
— Жди нас в воскресенье. С матерью и сестрами.
Автомобиль скрылся за поворотом, и я остался один на дороге, ведущей в мой город. Ночная прохлада остужала разгоряченное лицо. Я глубоко вдохнул чистый воздух Орлов-града, свободный от столичной гари.
Я вернулся в свой пустой дом. Тишина после бурного обсуждения казалась оглушительной. Я прошел в кабинет, налил себе стакан холодной воды из графина и сел в кресло. Огни завода на другом берегу реки отражались в темном стекле окна, рисуя причудливые узоры.
Победа.
Это было первое слово, которое пришло на ум. Полная, абсолютная, сокрушительная победа. Я не просто получил доступ к деньгам. Это было бы слишком просто. Я получил нечто неизмеримо более ценное: я получил свою семью. Не как родственников, которых нужно терпеть, а как мощнейший инструмент, как единый организм, работающий на мою цель.
Я мысленно разложил их по полочкам, как фигуры на шахматной доске.
Отец, Дмитрий Александрович. Он стал моим щитом и мечом в большом мире. Его деловая хватка, его связи в Торговой палате, в банках, среди купечества и промышленников — все это теперь будет работать на Орлов-град. Он станет фасадом проекта, его респектабельным лицом, отводя подозрения от меня, двенадцатилетнего мальчика. Он поймет, как легализовать доходы, как выстроить торговые цепочки, как противостоять конкурентам. Он возьмет на себя всю ту грязную и скучную работу мира капитала, которую я презирал, но в которой он был гением.
Николай. Мой ключ к армии. К самой консервативной и одновременно самой могущественной силе в Империи. Через него мои винтовки и пулеметы попадут не просто на рынок, а прямо в руки тех, кто принимает решения. Он, гвардейский офицер с безупречной репутацией, сможет открыть для меня двери Генерального штаба. Он станет моим военным экспертом и лоббистом. Он обеспечит мне самый главный контракт — контракт на перевооружение русской армии. А тот, кто вооружает армию, держит за горло всю страну.
Петр. Мой будущий министр юстиции. Он еще молод, но его острый ум уже сейчас видит суть проблемы — правовой вакуум. Он создаст для моего города юридическую броню. Он найдет лазейки в законах, напишет новые, протащит через чиновничьи кабинеты нужные указы и постановления. Он превратит Орлов-град из самовольной постройки в неприступную крепость, защищенную не только моей магией и моей полицией, но и всей мощью имперского закона.
Они думали, что стали партнерами в грандиозном семейном предприятии. Они не понимали, что стали винтиками в моей машине. Важнейшими, незаменимыми, но все же винтиками.
Я отпил воды. Холодная жидкость прояснила мысли. Я вспомнил лицо отца, когда он спрашивал «Как?». Я дал ему легенду. Красивую, логичную, прагматичную. Легенду про патенты, организацию труда и мотивацию. И он ее принял. Принял, потому что хотел принять. Потому что правда была бы для него не просто непонятной, а разрушительной. Как объяснить человеку, верящему лишь в биржевые сводки и балансовые отчеты, что земля под его ногами меняет форму по моей воле? Что я могу заглянуть в разум человека и вложить в него знания целой библиотеки? Что сталь в его печах плавится быстрее не только из-за новой технологии, но и потому, что я этого хочу?
Нет, мир не готов к магии. И моя семья — часть этого мира. Эта ложь — не признак слабости, а акт милосердия.
