Господин Орлов - Redstone

Я повел их в самое сердце моего мира — на завод. Сначала в литейный цех. Рев огня, жар, идущий от доменной печи, потоки расплавленного металла, заливаемого в формы, — все это было грандиозно. Но отец смотрел на другое: на объем печи, на количество готовых чугунных чушек, на скорость работы.

— Какова производительность? — бросил он, перекрикивая шум.

— До пяти тысяч пудов стали в сутки, — ответил я. — И это только одна печь. Вторую запущу через месяц.

Глаза отца сверкнули. Пять тысяч пудов. Это был уровень хорошего уральского завода. А здесь, под боком у столицы.

Дальше был механосборочный цех. Бесконечные ряды станков — токарных, фрезерных, сверлильных — работали слаженно и почти без участия человека. Рабочие в чистых комбинезонах лишь контролировали процесс.

— Станки немецкие? — спросил Петр, пытаясь найти хоть какое-то рациональное объяснение.

— Первые десять были немецкие. Остальные триста — сделаны здесь, по их образцу, но с моими улучшениями, — я похлопал по станине ближайшего станка. — Они в полтора раза производительнее и потребляют меньше энергии.

Мы прошли в цех железнодорожного производства. На стапелях стоял почти готовый паровоз — мощный, обтекаемый, не похожий на неуклюжие «овечки», что бегали по имперским дорогам. Рядом лежали штабеля идеально ровных рельсов.

— Мы можем обеспечить рельсами строительство тысячи верст дороги в год, — буднично сообщил я. — И подвижным составом для нее.

Николай присвистнул. Он, как военный, прекрасно понимал, что такое железные дороги для мобилизации и снабжения армии.

Но настоящий шок ждал их в автомобильном цеху. Там, в ряд, стояла готовая продукция. Три черных грузовика, похожих на тот, что они видели на улице. Пять легковых фаэтонов, как тот, на котором мы приехали. И в центре зала — огромный, двадцатиместный автобус, сверкающий свежей краской.

— Боже милостивый… — прошептал Петр, обходя вокруг легкового автомобиля. Он дотронулся до резиновой шины, провел рукой по кожаному сиденью. — Саша… ты… ты построил автомобильный завод? Здесь?

— Завод полного цикла, — поправил я. — От выплавки стали для рамы до вулканизации шин и пошива сидений. Все сделано здесь, из местных материалов.

Отец молча подошел к грузовику. Он постучал костяшками пальцев по цельнометаллическому борту, заглянул под капот, где стоял простой и надежный двигатель. Он не задавал вопросов. Он уже все понял. Он видел не просто машины. Он видел логистику, снабжение, торговлю, армейские контракты. Он видел золотые реки.

— И это еще не все, — сказал я, и повел их к последнему пункту экскурсии — в отдельный, тщательно охраняемый корпус оружейного завода.

Внутри, на длинных столах, покрытых зеленым сукном, лежали образцы.

Я взял в руки тяжелый, воронёный пистолет.

— Самозарядный пистолет «Орел-1». Калибр 11,43 миллиметра. Магазин на семь патронов. Прицельная дальность — пятьдесят метров. Надежен, как молоток.

Я вставил магазин, передернул затвор и несколькими быстрыми выстрелами разнес в щепки мишень в тире, устроенном в конце цеха. Николай, сам прекрасный стрелок, смотрел на то, как гильзы веером вылетают из окна затвора, с профессиональным восхищением.

Затем я взял в руки карабин.

— Винтовка «Сокол-1». Продольно-скользящий затвор, но магазин неотъемный, на десять патронов. Заряжается из двух стандартных пятипатронных обойм. Калибр тот же, что и у трехлинейки, для унификации. Но она легче, точнее, и скорострельность вдвое выше.

Николай взял винтовку. Его руки привычно и уверенно легли на холодное дерево и сталь. Он вскинул ее к плечу, прицелился.

— Дай-ка…

Я протянул ему две обоймы. Он ловко, двумя быстрыми движениями, зарядил магазин, и следующие десять выстрелов легли точно в центр мишени.

— Невероятно… — выдохнул он, опуская оружие. — Десять патронов… Никаких отъемных магазинов, которые теряются в бою… Саша, ты понимаешь, *что* это такое? Это же… это революция в пехотной тактике!

Но я приберег главный козырь напоследок. В центре зала, на треноге, стояло приземистое, ребристое тело пулемета.

— А это «Вихрь-1», — сказал я. — Станковый пулемет. Ленточное питание, 250 патронов. Калибр тот же, трехлинейный. Но в отличие от «Максима», у него воздушное охлаждение ствола. Он легче, проще в производстве и не требует воды, которая в бою на вес золота.

Я сел за пулемет, навел его на специально подготовленный щит из толстых досок в конце тира и нажал на гашетку.

Зал потонул в оглушительном, непрерывном реве. Это был не треск винтовок, а звук разрываемой на части материи. За секунды щит, способный выдержать огонь целого взвода, превратился в гору дымящихся щепок. Я отпустил гашетку. В наступившей тишине звонко падали на пол горячие гильзы.

Мои братья и отец стояли неподвижно. Они смотрели на уничтоженную мишень, и я видел, как в их сознании рушатся последние остатки скепсиса. Это было не просто производство. Это была *сила*. Чистая, концентрированная, неоспоримая сила, воплощенная в металле.

Николай подошел ко мне и положил руку на плечо. В его глазах больше не было снисхождения. Только чистое, без примеси, уважение.

— Прости, брат, — тихо сказал он. — Я считал тебя… ребенком. А ты… ты здесь куешь будущее Империи.

Петр просто кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

Отец же подошел к пулемету. Он провел рукой по горячему кожуху ствола. Его лицо было похоже на маску, но я видел, как работают шестеренки в его мозгу, просчитывая варианты, выстраивая стратегии.

— Патенты, — наконец произнес он. — На все это нужны патенты. Международные.

— Уже поданы через подставных лиц в Швейцарии и Америке, — ответил я.

Он кивнул, оценив мою предусмотрительность.

— Деньги, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — С этого дня у тебя полный и неограниченный доступ ко всем активам семьи Орловых. Не как к карманным деньгам, Саша, — он посмотрел на меня с невиданной ранее серьезностью, — а как главе нашего главного проекта. Отныне все, что мы имеем, будет работать на Орлов-град.

Это была полная и безоговорочная капитуляция. И одновременно — коронация. В этот момент я перестал быть младшим сыном. Я стал центром силы, вокруг которого теперь будет вращаться вся семья.

Мы возвращались в мой дом в наступивших сумерках. Я снова сам вел автомобиль, но на этот раз ехал медленно, давая им возможность рассмотреть город в свете тысяч электрических огней. Улицы были чистыми и оживленными. Из окон домов лился теплый свет. Мы проехали мимо большого здания, из которого доносились звуки музыки и смеха — это был Рабочий Клуб, место отдыха и досуга. Мимо школы, где даже