Системный Барон - Миф Базаров

Тук.

Он сделал ещё шаг, и свет фонаря упал на лицо — жёсткое, испещрённое морщинами, с пронзительным холодным взглядом.

— Степан, — выдохнул Александр, и в его голосе смешались облегчение и триумф.

Старик кивнул и бесстрастно осмотрел нас, его взгляд чуть дольше, чем следовало, задержался на моём лице.

В глазах что-то мелькнуло. Узнавание? Шок? Неверие? Но старик тут же мастерски погасил это.

— Поспешим, господин, — ровным, без единой нотки подобострастия, голосом произнёс он. — Вас уже ищут. Следуйте за мной, не отставайте. И постарайтесь не шуметь.

Степан развернулся и пошёл обратно, его трость отбивала тот же мерный и зловещий стук.

Тук. Тук. Тук.

Александр, словно на автомате, послушно поплёлся за ним.

Я оглянулся на пролом в стене, через который мы попали сюда, но его уже не было. Помещение медленно поглощала тьма.

Мне ничего не оставалось, как, превозмогая пронзающую боль в ключице и общую разбитость, пойти за этими двумя.

Подземный ход был старым, серым, местами завален обломками, но на всём протяжении виднелись следы работы: подкопы, свежие подпорки, расчищенные завалы, аккуратные насыпи щебня по краям.

И тут до меня дошло. Землетрясения в тюрьме… Это не спонтанные скачки. Это Степан методично, как крот, подгрызал опорные руны тюремного фундамента, пробивая себе путь.

На это ушли, должно быть, месяцы.

Старик двигался бесшумно, он ступал по полу, не издавая ни звука. На развилках Степан не колебался ни секунды, он выбирал нужное направление с уверенностью человека, проходившего тут не одну сотню раз.

Мой интерфейс то и дело подсвечивал едва заметные рунические метки на стенах — ловушки или маячки. Степан обходил их с такой лёгкостью, будто они нарисованы мелом на асфальте.

Тук. Тук. Тук.

— Этот ритм… — не выдержал я. — Он не просто так.

Степан не обернулся, его голос донёсся глухо, словно из-под земли:

— Глушу след. Сбиваю с толку ищеек. Их чуткие уши улавливают магическое эхо ваших шагов. Мой стук его разрушает, превращает в белый шум. Держитесь ближе.

Я тряхнул головой, прислушиваясь, но кроме звука ударяющейся о пол трости и падения редких капель конденсата ничего не услышал.

Шёл и смотрел на прямую, негнущуюся спину Степана и понимал: передо мной профессионал такого уровня, по сравнению с которым Окороков и его стражники просто мальчишки.

Минут через десять мы наконец поднялись по грубо вырубленной каменной лестнице, и наш проводник отодвинул массивную, закамуфлированную под стену плиту. В лицо ударил свежий воздух.

Мы оказались в полуразрушенном подвале какого-то заброшенного склада. Крыши там не было, как, впрочем, и одной из стен. Где-то вдалеке, разрезая ночное небо, вздымались мрачные башни тюремного комплекса, над которым повисло багровое зарево. По небу метались лучи мощных магических прожекторов, выискивая беглецов, а снаружи доносился нарастающий вой сирен.

— Быстро, — бросил Степан, и мы, пригнувшись, пересекли захламлённый двор.

В тени, заваленный грязным брезентом, стоял автомобиль. Он был таким же аскетичным, как и его хозяин. Угловатый, без намёка на дизайн, он напоминал чёрный лакированный ящик на четырёх массивных колёсах.

Степан откинул брезент и прикоснулся к рунной пластине на борту. Дверь бесшумно отъехала в сторону, обнажив спартанский интерьер: голый металл, два сиденья-ковша и диван. Старик указал нам на задние места, а сам уселся спереди. Он достал матовый стержень, покрытый рунами, и вставил его в панель перед собой.

Раздался низкий, едва слышный гул, и автомобиль плавно пришёл в движение. Ни руля, ни педалей.

Неужели управление осуществляется мысленно?

Мой измученный мозг тестировщика заскрипел от попытки осмыслить эту примитивную сложность.

С одной стороны — имперские мундиры, газовые фонари, с другой — технологии, превосходящие известные мне. В документах стоял две тысячи сорок пятый год. Альтернативное будущее, которое пошло по пути магии, а не микрочипов. И в этой чудовищной машине, плывущей по тёмным переулкам, эта дихотомия ощущалась особенно остро.

Автомобиль как призрак скользил по задворкам города, избегая освещённых улиц. Багровое зарево над тюрьмой постепенно уменьшалось.

Александр выдохнул с облегчением и гордостью:

— Степан, старый друг, я не сомневался. Твои подземные толчки были единственным, что скрашивало моё заключение. Спасибо, что не оставил меня одного в этой каменной могиле.

— Это был единственный способ, господин, — без единой эмоции ответил старик, не отрывая взгляда от дороги впереди. — Односторонняя связь. Пульс земли, что я посылал, был моим голосом. Рискованный план. Я рассчитывал пробраться в казематы и взломать вашу дверь лично, когда подготовлю всё для бегства.

— Но как ты догадался, где я? И что вообще происходило за стенами? — изумлённо спросил Александр. — Оттуда ведь никого не выпускают. Либо на плаху, либо… на рудники, где люди исчезают навсегда.

— Тюремная система неидеальна, — наконец произнёс Степан. — Конвои, этапирующие на рудники, уязвимы в пути. Мне дважды удавалось выкрасть из-под носа у стражников приговорённых, которых уже списали со всех счетов. Они, умирая от чахотки в безопасном месте, были куда разговорчивее, чем при жизни. А ещё… — он слегка повернул голову, и в полумраке я увидел жёсткую усмешку на губах, — был один надзиратель. С неуёмной страстью к крепкому. Он любил хвастаться, как сторожит самого виконта-душегуба. Его болтовня стоила мне нескольких бутылок дорогого вина, но позволила собрать мозаику. Я знал ваш примерный блок, знал об «Узах безмолвия» и планировал обрушить последнюю руну к дню рождения вашего покойного отца. Это был бы… символичный жест. Но вы… освободились раньше. Неожиданно.

— Без моего нового союзника ничего бы не вышло, — Аверин кивнул в мою сторону. — Дмитрий сделал невозможное: вырвал из лап «Уз безмолвия» голыми руками.

Степан бросил на меня резкий оценивающий взгляд.

В свете головной панели авто я увидел, как его пальцы, лежавшие на рукояти трости, судорожно сжались, будто готовясь к удару.

— Молодой человек, а какая у вас фамилия? — спросил Степан.

Он медленно повернулся ко мне. Машина продолжала движение, словно управляемая незримой рукой, абсолютно ровно.

— У меня провал в памяти, — пояснил я. — Очнулся в парке несколько месяцев назад… может, больше. Я потерял счёт времени в тюрьме. Не помню ничего.

— Позвольте взглянуть на ваши руки, — с ледяной вежливостью попросил Степан.

Я протянул. Проводник резким движением отодвинул рукава моей грубой тюремной робы.

Острый взгляд изучил чистую кожу запястий, где у местных магов красовались