Движение льда - Владимир Георгиевич Босин
Я выжил, но лучше бы умер тогда. Мне пришлось пройти настоящий ад. Переломы позвоночника в трёх местах, серьёзные ожоги. В течении полутора лет я перенес несколько серьёзных операций на позвоночнике, и две по пересадки кожи. Лицо изуродовало, меня теперь никто не узнавал. На кисти левой руки постоянно одета лангета, закрывающая обезображенную руку. Если честно, мне было не до неё. Да и любоваться на себя в зеркало я не мог.
Через восемь месяцев после аварии ушла жена. Не выдержала моего, ставшего несносным характера. Квартиру пришлось продать и переехать в родительскую. Отец и мама как могли меня поддерживали, но им крепко досталось. Приходилось выхаживать меня после операций и терпеть инвалида. Ведь нам приходится ютиться в двушке. Мне отдали спальню, а сами переехали в зал.
В результате операции я на ноги не встал. Но хотя бы из лежачего полена превратился в сидячее. После мучительного периода реабилитации я научился подтягивать себя и пересаживаться в специальное кресло. Это позволило ездить по квартире и меня даже спускали на лифте на улицу. Делали это поздно вечером, чтобы я не пересекался с бывшими одноклассниками и соседями.
Этот период заполнился мне тем, что когда боль отступала, я начинал запоем читать. Мне даже предложили работать онлайн из дома. Это наша фирма подсуетилась. Надо отдать им должное, мне выплатили страховку в полной мере и именно она и позволила мне сейчас выживать. Ведь мне приходится пить таблетки горстями. Но я не мог думать ни о чём продуктивном. Жил от одного приёма обезболивающих до следующего.
А в последнее время вообще подсел на наркоту. После приёма морфина наступало облегчение. Даже лёгкая эйфория, но затем наваливалась сонливость и некое отупение. Врач назначил мне другие таблетки, тапентадол. Эти не вызывают такой резкой реакции, но и боль снимают не так эффективно.
С некоторого времени меня преследуют мысли покончить с собой. Уже три года я живу в этом аду. Родителей мучаю и себя тоже. Улучшения ждать глупо, чуда не бывает. Так чего тянуть.
В тот день я нашёл остатки морфина и ввёл себе в вену более 50 мг. Почти сразу пошёл откат, накатил нехилый кайф, и почему я раньше этого не сделал?
Удивительная лёгкость, такое ощущение, что я сейчас встану и пойду по комнате, открою окну и полечу. Тёплая волна принесла с собой сонливость и замирание мыслей. Будто засыпаешь после тяжёлого дня. А в конце накатила дурнота и полная дезориентация. Я ушёл в темноту.
Тем удивительнее прислушиваться к своим ощущениям. Я очень хочу в туалет. А ещё сильно жжёт в груди. Но боль терпимая. Что-что, а терпеть физическую боль я научился за эти годы. Проснулась моя сиделка и поправив на мне одеяло, вышла. Вместо неё в комнату скользнула мелкая девчонка. Она оседлала стул и не обращая на меня никакого внимания принялась с аппетитом уплетать кусок пирога, судя по запаху с кислой капустой. И при этом шумно прихлёбывая из большой керамической кружки.
— Пить, — голос скрипучий и неузнаваемый. В горле пересохло и на меня нахлынула обида. Я одновременно хотел пить, есть и срочно отлить. А меня игнорируют, будто коврик положили на кровать и даже не приглядывают за ним. А куда он денется? Вот на меня накатила несвойственная мне детская обида. Даже слёзы выступили из глаз.
Ну вот, и что это было? Малолетняя сиделка отреагировала очень эмоционально. Она издала невнятный вопль, грохнула свою кружку на пол. Та и разлетелась крупными осколками. Судя по содержимому лужицы, там было молоко. Босоногая девчонка вылетела из комнаты, оставив меня одного одинёшеньку. И ещё кусок пирога утащила, так бы я может дотянулся бы и перекусил.
Кстати, до меня не сразу дошло, что я могу двигать ногами. Ведь три года я их не ощущаю. Совсем, будто чужие. А тут вдруг резко зачесалась пятка и я даже смог согнуть ноги в коленях.
Чудеса. А руки вроде как и не совсем мои. Где уродливые шрамы на левой руке. Машинально я ощупал лицо. Что за чёрт, оно гладкое, только щетина отросла. Так-то я отпустил бороду. Бриться сам не мог толком, заодно борода прикрывала мою красоту. А сейчас на лице просто недельная щетина.
Закончив с ощущениями, я попытался подняться. Уж больно мне хотелось облегчиться. Даже стал высматривать утку. Куда же её засунули? Обычно лежит под кроватью.
Вот те на, послышались быстрые шаги и в комнату ворвался человек. Очень странный дядечка. Он в тёмно-зелёных штанах и свободной белой рубахе, которая ему явно велика. На шее какая-то бабочка-галстук чёрного цвета. Вошедший выглядит пожилым человеком, лет шестидесяти. Невысокий и худощавый. Глаза карие, почти чёрные, неприятно колючие. Над ними нависают грандиозные кустистые брови, Леонид Ильич обзавидовался бы. Волосы на голове всклокочены, под носом и в ушах излишки волосатости. Кисти рук, которые он тянет ко мне тоже волосатые и неожиданно крупные. Он положил одну руку мне на лоб, оттянул веко. Потом бесцеремонно откинул одеяло и начал сильно давить мне на грудь.
От сильной боли я зашипел, мой истязатель удовлетворённо хмыкнул и повернулся к девчонке. Та стояла за ним и жадно наблюдала за происходящим. Мне стало неудобно, что я лежу почти голый. Только странные труселя и всё.
Голос у мужчины под стать внешности, хриплый и раздражённый, — скажешь Аксиньи, чтобы сварила бульон куриный. Более ничего не давайте.
Я набрал воздух в лёгкие чтобы возмутится, но вместо этого выдал, — мне был облегчиться.
Голос непривычный, явно не мой. Как, впрочем, и все тело. Я успел оценить его, пока врач меня осматривает.
Почему врач? А он делает то, что обычно и делают врачи. Щупает, мерит температуру рукой и назначает диету. Что же касается тела, то я однозначно мужик. Что не может не радовать. Ноги имеют волосатость, наблюдаются и другие первичные признаки.
Вскоре пришла немолодая женщина с плоским тазиком и буквально меня спасла, подложив его под меня. А пока я мучался вопросами и бульончик поспел. Та же женщина, видимо Аксинья, устроила меня сидя поудобнее и передала небольшую ёмкость круглой формы. А там нечто божественное. Тот самый куриный бульон, но в него добавили травки или специи. По-крайней мере плавают зелёные соцветия типа укропа. Я выпил всё и вопросительно посмотрел на женщину.
Да что же они все такие серьёзные и неулыбчивые, — Григорий Яковлевич наказал много не давать. К обеду
