Лекарь Империи 5 - Александр Лиманский

Фырк молчал, глядя не на меня, а на неподвижное, бессознательное тело Ашота. В его маленьких, блестящих глазках-бусинках читалась настоящая, глубокая внутренняя борьба.
— Он хороший человек, — наконец тихо, почти виновато, сказал бурундук.
Я удивленно посмотрел на него. Таких ноток в его голосе я еще не слышал.
— С чего такие выводы?
— Я видел, — продолжил Фырк, глядя на неподвижную фигуру за стеклом. — Когда он приходил к жене в больницу, он всегда улыбался медсестрам. Не заигрывал, а именно по-доброму улыбался. Помог санитарке поднять рассыпанные баночки. Дал денег пацану, который плакал у автомата с шоколадками. Я все вижу, ты же знаешь. Не все двуногие такие. Особенно те, у кого есть деньги. А он — хороший.
— Тогда помоги мне! Помоги найти тех, кто это сделал!
Фырк тяжело, совсем по-человечески, вздохнул.
— Ладно, двуногий. Уговорил. Есть один способ…
Он запрыгнул мне на колено, поднял свою усатую мордочку и посмотрел мне прямо в глаза.
— Но он тебе не понравится. Чтобы наша с тобой связь стала абсолютной, чтобы я мог уходить куда угодно, хоть на край света, и при этом оставаться твоим фамильяром… тебе придется…
Он замолчал, явно подбирая слова, чтобы объяснить нечто сложное и страшное.
— Что? Что мне придется сделать? — нетерпеливо спросил я.
Глава 7
— Там все очень сложно. Это древний ритуал связывания. Он необратим. И после него мы будем связаны до самой твоей смерти. И тебе надо будет отдать частичку своей души…
Фырк смотрел на меня своими черными бусинками-глазами, и в них не было ни капли привычного ехидства. Только древняя мудрость и серьезность.
Частичку своей души? Что это значит? Более короткая жизнь? Потеря части «Искры»? Постоянная усталость?
Я открыл рот, чтобы задать тысячу вопросов, которые роились в моей голове, но в этот самый момент дверь реанимации с тихим шипением распахнулась.
— Илья Григорьевич! — в дверном проеме, придерживая массивную дверь, стояла запыхавшаяся Яночка Смирнова из первички. — Простите, что прерываю, я знаю, вы заняты, но вас срочно вызывают! Ваш пациент, тот самый, с микседемой, пришел на контрольный осмотр!
— Вот же невезуха! — взвизгнул у меня в голове Фырк, и вся его серьезность мгновенно испарилась. — Ну надо же! В самый ответственный момент! Только собрались поговорить о вечном, а тут эти ваши смертные со своими болячками!
— Яна, это действительно так срочно? — спросил я, с трудом скрывая волну раздражения. Самый важный разговор в моей новой жизни был прерван самым банальным образом.
— Да! Он говорит, ему стало хуже! Что-то с дозировкой не так, чувствует себя очень странно! — выпалила она.
Микседема и неправильно подобранная дозировка левотироксина.
Моя профессиональная часть мозга мгновенно включилась, отодвигая на задний план все ритуалы и жизненные силы. Слишком мало — и он снова начнет сползать в кому.
Слишком много — и мы получим ятрогенный тиреотоксикоз, который может убить его ослабленное сердце. Терапевтическое окно было узким, как лезвие бритвы, особенно в начале лечения. Это могло быть серьезно.
— Иду, — коротко кивнул я и повернулся к Фырку.
— Потом, двуногий, — буркнул он, спрыгивая с моего колена и растворяясь в воздухе. — Не люблю я говорить о таких серьезных вещах в такой суете. Это дело требует времени и спокойствия.
Он был прав, конечно.
И он только что мастерски сохранил интригу, оставив меня с этим невозможным, тяжелым выбором, который теперь придется обдумывать в одиночку. Я молча последовал за Яной, мысленно проклиная такой отвратительный тайминг.
* * *
Алина Борисова, словно хищница, выжидающая идеальный момент для атаки, стояла в больничном коридоре, наблюдая за Шаповаловым через приоткрытую дверь ординаторской.
Он сидел за своим столом, и его пальцы яростно барабанили по клавиатуре компьютера, время от времени прерываясь, чтобы он мог что-то злобно пробормотать себе под нос.
«Идеальный момент,» — подумала она, инстинктивно поправляя безупречно уложенные светлые волосы. Задание жгло, словно раскаленный уголь.
Найти компромат на Разумовского в закрытых архивных файлах Шаповалова. Для этого ей нужно было остаться в ординаторской ночью. Одной.
Она на мгновение прикрыла глаза, сбрасывая с себя напряжение хищницы, и, когда открыла их снова, на ее лице появилась маска прилежной, слегка робкой ординаторши.
Она тихо постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.
— Игорь Степанович, можно вас на минутку?
— Что, Борисова? — прорычал он, не отрываясь от экрана.
— Я хотела попроситься на ночное дежурство сегодня. Мне кажется, мне не хватает практики с экстренными ночными поступлениями.
Шаповалов наконец оторвался от своей работы и поднял на нее тяжелый, раздраженный взгляд.
— Нет, Борисова. Сегодня дежурит Величко. Он вчера опять с анализами накосячил, будет отрабатывать свою невнимательность.
«Величко,» — мысленно поморщилась Алина. Этот пухлый идиот действительно умудрился вчера перепутать анализы двух пациентов с одинаковыми фамилиями. Один — с подозрением на рак, другой — с банальным гастритом. Чуть не назначили курс химиотерапии здоровому человеку.
— Но я готова взять дополнительную смену, без оплаты, — сделала она последнюю попытку.
— Я сказал нет, значит нет, — отрезал он. — Иди работай.
Алина вышла из ординаторской, сохранив на лице маску вежливого разочарования, но внутри у нее все кипело от ярости. Ее пальцы сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони. Прямой путь был закрыт. Значит, нужен был план Б. Более тонкий. И более грязный.
* * *
Первичка встретила меня настоящим, гудящим авралом. В коридоре, на всех стульях и просто у стен, сидело и стояло не меньше пятнадцати человек, и все они, как по команде, повернули головы в мою сторону.
Не на Яну, не на дверь кабинета, а именно на меня. С надеждой.
— Что здесь происходит? — спросил я у Яны, пока она отпирала кабинет.
— Это все к вам, Илья Григорьевич, — она виновато улыбнулась. — После ваших последних успехов, особенно с тем пациентом, с Муромцевым, к вам выстроилась целая очередь. Терапевты из других кабинетов направляют к вам все «непонятные» случаи, с которыми не могут разобраться сами.
Вот оно что. Слава — это палка о двух концах. Я хотел тихой, рутинной работы, а вместо этого превратился в местную достопримечательность, в последнюю инстанцию для диагностических висяков. Мой тихий отдых закончился,