Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт
Я повернулся к другу.
— Да, одной достаточно. Благодарю покорно, — едва слышно произнёс он, и получив пуговицу, спешно покинул наш этаж. Я проводил его расстроенным взглядом. «Проклятье! Нет, буду верить в лучшее!»
Вечером мы с Чижиком и Эдиком снова собрались на колбасные посиделки. Я был весьма рассеян, погружённый в мысли о Евдокиме. Но как только разговор перешёл на Масянского, навострил уши. Я чувствовал себя связанным с ним полученной от него магией. А то, что мне досталась сила профессора, я уже не сомневался.
Семёна Валериановича в академии не любили, мало кто отзывался о нём тепло, хотя и плохо о покойнике старались не говорить из-за суеверий. Вдруг дух его ещё тут витает и поквитается. Чижик рассказал, что среди управленцев ходят слухи, мол, покойник был фискалом Тайной службы и имел глаз-алмаз — особый артефакт, позволяющий видеть на больших расстояниях и замечать всякие детали. Вот из-за лишних сведений профессора и прибили. Может, сама Тайная служба, потому и следователь молчит.
Я знал, что это всё полная чушь: подобный артефакт, если и существовал, то только в сокровищнице Государя.
— Да помер — и шут с ним. Невелика потеря, — махнул лапой Эдик, — будем считать, что счёт в пользу «К».
— Клановые разборки? — оживился тут же Чижик.
Я презрительно фыркнул, выражая своё неудовольствие.
— Не думаю. Особенно если подушкой придушили. Мы ж не в младшем классе.
— О, я только сейчас понял, наконец, почему дед настоял на твоём домашнем обучении. Ты бы всех «М» подушками забил, — хохотнул Эдик.
Я не удержался, схватил с кровати подушку и запульнул в Пушехвостова.
— Эй, я все-таки родственник Государя!
— О-о-очень дальний, — злорадно захихикал я. Эдик печально вздохнул, и я перестал смеяться. После смерти отца ему светили лишь пара небольших поместий да скромный годовой доход. Все остальное состояние по майорату отходило его брату. И Эдика как бедного родственника был рад задолбать поручениями старейший дед императорского дома.
Заглянуть в комнату Масянского мне удалось следующим утром, когда я забегал в гардеробную. Лакей не принёс мне чистую рубаху, прежде такого не случалось.
В комнате шебуршался незнакомый мне слуга, видимо из новеньких. Неудивительно. Простые кошки слыли ужасно мнительными и суеверными, до жути боялись покойников, и думаю, старожилы приложили все усилия, чтоб избежать уборки на месте убийства. Выглядело помещение совсем нежилым: полиция или та самая Тайная служба выгребла не только бумаги, но и все личные вещи Валерьяныча, на месте остались только мебель и занавески. Даже ковёр и постельные принадлежности куда-то делись.
Я за завтраком рассказал об увиденном своим приятелям, мне особенно интересна была реакция Евдокима. Но он промолчал, а вот Андрюша не сильно удивился:
— Чернявые в первые сутки там все перерыли, а потом носили и грузили коробки и корзины в «мышеловку».
«Мышеловкой» в шутку называли полицейские кареты из-за забранных решёткой окон и двойной двери.
— Кому нужны его вещи?
— Кто знает. Может, Масянский действительно фискалил, вот и изымали доклады да доносы.
— Интересно, кто последним видел Валерьяныча… — забросил я удочку.
— Ну, кто бы ни помог ему на тот свет отправиться, мы его осуждать не будем, — хмыкнул Дусик.
Ох! Но в конце концов, я же не полиция и не жандармерия. Даже если мой друг кокнул Валерьяныча, я не обязан никому сообщать об этом. Однако неприятное чувство всё равно сосало под ложечкой.
На фоне моих терзаний из-за странного поведения Евдокима мы очень быстро сдружились с Чижиком — такое прозвище я дал новому приятелю. Я разделял прогрессивные воззрения Андрея. Он был не только сторонник западной моды на вычёсывание, но и не придавал значение длине хвоста или владению магией, когда речь шла о государственных деятелях:
— Понимаешь, способности к управлению государством или дипломатии никак не коррелируются с магическими способностями. Это разное. Ты можешь быть отличным воином-огневиком, но бездарным стратегом. А умение усиливать дождь куда больше нужно в сельском хозяйстве, чем при дворе. Про хвост и говорить нечего, мозг явно не там должен находиться.
Жаль, что подобные молодые котики не имели веса в нашем государстве! Я тоже всеми лапами выступал за хвостотерпимость, тем более что хвостами мерились лишь в двух крупных державах: Великой Котовии и Мышеборской империи. А в Царапии был даже обычай купировать хвост в раннем детстве — мол, все греховные мысли идут как раз от хвоста.
Пока мы трепались, набивая пузо за столом, Чижик смотрел на меня как будто оценивающе, словно решая, можно ли мне доверять. Вероятно, он был даже сторонником конституционного правления, а такие взгляды не одобрялись властями.
Евдоким же принадлежал к «традиционалистам», родился и вырос в маленьком городке на севере. В столицу переехал исключительно ради работы учителем химии. Этот предмет изучался отнюдь не во всех учебных заведениях Великой Котовии.
Хотя считалось, что никто из нас магией не одарён, я чувствовал её еле заметную ауру у Чижика; думаю, он владел скрытым артефактом. Я не совсем понимал его должность при академии, но он явно не был заурядным мелким чиновником.
Через пару дней я стал свидетелем того, как Дусик тайно выбирается из комнаты Чижика. При этом вид у него был такой смущённо-застенчивый, что я чуть было не подумал о дурном. Но ведь у Песцова были жена и сын! Ладно, Бастет с ними, буду толерантным как европеец. А может, в первый раз, когда я заприметил в этом коридоре Евдокима, он просто перепутал двери? И к Масянскому не имеет отношения. Но вот какие тайны мадридского двора у них с Чижиком?
Глава 8. Сплошные сюрпризы
Вечером мы с Андрюшей опять устроили лёгкий перекус, в этот раз без Эдика, который умчался к своей пассии.
— Чижик, а чего к тебе Дусик с таким виноватым видом шастает, будто ты его любовник? — спросил я после мятного пива, которое очень пришлось по вкусу обновленному Кошанскому. Вообще, подобные напитки в академии не одобрялись, но Назар доставлял нам его в молочных бутылках.
— А-а, это… роман он пишет. А я его первый читатель. Дёрнул меня пёс сказать ему, что мне совсем нечего читать.
— И чего такая конспирация?
— Боится, что засмеют. Только ты не ржи, у писателей натура больно нежная! Да и у Дусика вроде неплохо получается. Хотя до классика ещё далеко.
— Я не буду ехидничать, — заверил я, а сам подумал: «Моя жизнь круче любого романа, только записывать успевай».
— Может, поможешь мне с советами молодому дарованию, раз теперь знаешь о его потугах? А
