Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт
Остальной кошачий народ носил фамилии — производные от имён: Васькины, Тишкины, Муськины и тому подобное. Мещане старались выправить документы с более благозвучными Васиными да Марьиными, и это неплохо пополняло казну. Васильевыми, Петровыми и прочие становились котята, рождённые от дворян, но не признанные своими отцами. Соответственно, их потомки тоже носили такие фамилии и могли заслужить дворянство. А вот никаких Кузнецовых, Плотниковых и так далее в империи не водилось. Как прогрессивные коты, мы с Чижиковым никакого предубеждения друг перед другом не испытывали.
Комнатка была совсем маленькой, почти коморка Гарри Поттера, разве что не под лестницей, и не особо уютной. Коротенькая тахта, на которой я бы уже вытянуться в полный рост не смог бы. Крошечный стол ровно на одну тетрадку, табуретка вместо стула и пара крючков на стене. Вот и всё убранство.
Окна выходили в маленький дворик между нашим корпусом и административным зданием. Очень неплохо была видна галерея на четвёртом этаже, ведущая в домовой храм.
Все это давало ещё больший простор для подозрений. Мало ли кто и с кем мог там тайно встречаться, тем более даже до меня доходили слухи о подпольной торговле кошачьей мятой и валерианкой церковными служками. Я припомнил, что последние страницы в книжке были вырваны. Вполне вероятно, что причиной гибели любопытного профессора стали его новейшие наблюдения.
Чижиков был рад нашему визиту.
— Присаживайтесь, куда поместитесь. Могу угостить кровяной колбасой. Преподавателей и студентов жалеют, а остальным такие помои дают, что все в ближайших лавках закупаются.
Я вежливо отказался, а Эдик обещал похлопотать, чтобы Андрея — вот именно это имя для кота мне представлялось странным, слишком «человеческим» — приписали к нашей столовой, раз он всё равно на учительском этаже живёт.
— Правда, сам я, признаюсь, не то чтоб поклонник их блюд. Тоже нередко со стороны заказываю, — улыбнулся мой приятель, — приползайте завтра ко мне, угощу лягушачьей икрой.
Разговор быстро перешёл на недавние события. Всё-таки смерти в академии случались не слишком часто.
— Следователь в меня как коршун вцепился: а что я видел, а что я слышал… А мне комнату только в Котий день выделили. Масянский был, конечно, недоволен, — пожаловался Чижиков.
— Почему недоволен? — удивился я.
— Так, когда эта нора была свободна, ключи от неё были у Масянского, он устроил тут свой кабинет. А потом его из-за меня подвинули. Он и воспылал ко мне жарким чувством, — усмехнулся Андрей, — мне пару раз по ошибке конверты для него под дверь пихали. Активная переписка внутри академии у товарища была, должен тебе сказать.
Ага, смекнул я, уважаемый профессор всё-таки промышлял шантажом.
Когда следующим вечером шёл в библиотеку, столкнулся в коридоре с Борисом. Тот нервно икнул и сделал вид, что объявление на двери туалета поглотило все его внимание. Кажется, подлюга замышлял очередную пакость, ведь императорские гвардейцы, следящие за всем и вся, нас уже покинули.
Однако работа над гасителем все ещё стояла на паузе, Старокотов и Щукин уехали куда-то на целую неделю. Я немного посидел над черновиками диссертации, чтобы не выбиваться из графика. Когда уходил из зала, заметил Дусика.
Мой друг сидел в углу за дальним стеллажом в полном одиночестве. Меня это поразило, учитывая общительность Песцова. Иногда складывалось впечатление, что Евдоким перезнакомился не только со всей академией и гимназией, где работал, но и со всей столицей. Лишь двор Государя был не охвачен. А тут он склонился над какими-то бумажками, отгородившись от всего мира. И моему появлению тоже не обрадовался, а стал неловко прятать записи.
«А если Дусик проводит своё расследование?» — подумалось мне. Я не захотел смущать его и просто помахал лапой, проходя мимо. Мне показалось, что Евдоким облегчённо вздохнул, поняв, что я не полезу с расспросами.
Я поднялся на спальный этаж. Тут было тихо. Интересно было бы заглянуть в комнату Масянского, но наверняка она заперта. Запасные ключи от всех помещений на этаже должны были храниться у старшего лакея. Я прошёл в тот аппендикс, как будто намеревался навестить Чижика. А вдруг как раз убирают ту комнату? Если же Андрей дома, предложу сходить в лавку за сыром. У двери Масянского возвышалась знакомая широкоплечая фигура Ёжикова. Заметив меня, он тут же метнулся к гардеробной и стал громко стучать.
— Вот бездельники! — пожаловался он мне, когда я забарабанил в дверь Андрюши. — Не дождёшься от них смены белья.
Пришлось сочувственно кивнуть. «Значит, в библиотеке не нашёл, хочет в комнату пробраться», — усмехнулся я про себя. Странно, что следователь затих, как будто ничего и не случилось. Василий Матвеевич совсем не знал, как тут принято расследовать подозрительные смерти. Может, это показное бездействие в ожидании, когда преступник выдаст себя?
Чижикова не было в норе, и я скрылся в ближайшей уборной. С местным лотком я уже почти примирился, только тряпочки вместо туалетной бумаги раздражали. Эх, запустить бы её производство. Жаль, подробностей не знаю, как она у нас делалась. Выйдя из «храма одиночных раздумий», заприметил нового гостя под дверью Масянского. Дусик! Но ведь про него ничего такого в книжке не было… Однако нечто могло случиться в тот самый седьмой день, и Масянский помер, не успев записать увиденное. Нет, не верю!
Я окликнул Дусика, а он, как ужаленный, отпрыгнул от двери и тут же стал скрестись в гардеробную, хотя приходящих преподавателей наши лакеи не обслуживали.
— Э-э… мнэ… пуговица с сюртука потерялась. Вот незадача… Представляешь, да? — сконфуженно проблеял Дусик, неловко пряча за спиной какие-то листки. — Понадеялся, что тут запасная есть. А то негоже… Ну ты понимаешь.
Усы Евдокима прижались к щекам, что обычно случалось, когда коты сильно смущались.
«Неужели он в сговоре с Ёжиковым?» — думать о таком не хотелось, но поведение Евдокима вызывало вопросы. Что ему тут надо?
Мимо пронеся Назар, один из лакеев.
— Любезный, нам бы запасную форменную пуговицу раздобыть, — обратился к нему я, внимательно наблюдая за реакцией Дусика. Тот поспешно закивал, стыдливо пряча глаза. «Ой врёшь, дружок! Не нужна она тебе. Не за этим ты тут ошиваешься».
— Конечно, Василий Матвеевич, сейчас принесу. Вам одну? — прислуга любила меня за щедрые подарки к
