Внедроман 2 - Алексей Небоходов

– Боже мой, – выдохнула Ольга, глядя на него со смесью изумления и желания. – Новосельцев, вы…
– Людмила Прокофьевна, – прервал он её, голос хриплый от напряжения, – я не могу больше притворяться.
– Я тоже не могу, – выдохнула она и притянула его к себе.
Тюрин резко вошёл в неё, и Ольга вскрикнула от неожиданности и остроты ощущений. Диван заскрипел под их весом, как если бы старые пружины протестовали против такой бурной активности.
– Тише, – прошептала она, прижимая палец к его губам. – Нас услышат…
Но Тюрин уже не мог остановиться. Месяцы подавленного желания вырвались наружу с мощью потока воды из-за рухнувшей плотины.
Его движения, полные отчаяния, не были отточены искусством соблазнения. Эти движения обрушивались на неё, как буря, неуклюжие, но овеянные безудержной страстью. Они были подобны порывам ветра, что беспокойно теребили листву осеннего дерева – резкие, нервные, вслепую искали отклик её тела. Владея этой незамысловатостью и первобытностью в его касаниях, он словно бы предавался интуитивному танцу природы, где скромность уступала место дикому восторгу.
Ольга откликалась на эти импульсы с витиеватой грацией дирижёра – её движения были точны и одновременно едва уловимы в своей импульсивности. Она отвечала на его рваный ритм, синхронизируя своё дыхание с его хаотичными порывами. На моменты ослабляя контроль над своим телом, она позволяла себе быть увлечённой в вихре его стремлений. Их тела сплетались в неукротимой гармонии: где-то между ними возникало общее дыхание желания и ожидания.
В комнате царила неподдельная простота – атмосфера, наэлектризованная их взаимодействием. Ольга издавала приглушенные стоны при каждом его движении – эти звуки будто являлись эхо её внутреннего мира, брошенного на волю случая. Их взаимное путешествие казалось бесконечным и вознестись могло только ввысь – выше обыденности этого мира.
Тюрин же продолжал погружаться всё глубже в забытье своей страсти, позволяя себе отпустить страхи и сомнения. Он целовал её плечи с трепетом человека, который впервые познал здоровье единения двух душ. Его губы запечатлевали краткие истории на её коже – эпистолярную повесть о любви и вожделении.
Камера деликатно скользила по их силуэтам, фиксируя страсть без пошлости – сцепленные руки, изгиб спины, разметавшиеся волосы. Тюрин целовал её плечи, ключицы, спускаясь ниже, а Ольга выгибалась навстречу, тихо постанывая.
Внезапно Тюрин застонал особенно громко, его тело напряглось и содрогнулось. Движения стали рваными, хаотичными, и через мгновение он обмяк на ней, тяжело дыша.
– Простите… – выдохнул он.
Ольга почувствовала, как тело Тюрина ослабло, но её желание не было удовлетворено. В ней взорвалась энергия, требующая выхода. Вдохнув глубоко, она отодвинула мужчину чуть назад, и собственные её руки потянулись к его бедрам, чтобы направить его вновь к себе. Она не позволила себе остановиться.
Словно в ритме танца, она начала двигаться сама, толкая его обратно внутрь себя, шаг за шагом ускоряя темп. Её импульсы были уверенными и настойчивыми – она искала завершение своего собственного путешествия. Постепенно её движения становились всё более энергичными и уверенными, словно она нашла мелодию, давно скрытую в самих стенах этого импровизированного жилища.
Тюрин удивленно смотрел на неё, его глаза ещё оставались затуманенными мгновением прошедшего наслаждения, но теперь он был свидетелем её неудержимой решимости достичь кульминации. Его дыхание участилось: делая вдохи резкими и короткими – отражение её собственных жадных движений.
Она сосредоточилась на своих ощущениях, доверяясь интуитивному потоку – каждый толчок был как удар барабана в оркестре их страсти.
Казалось, каждый уголок комнаты вибрировал в унисон с их сердцами. Лицо Ольги отражало гамму чувств: блаженное упоение смешивалось с тенями напряжённого ожидания. В пылу своих усилий она ощутила волны тепла, которые скользили по телу и заполняли её разум сладким забытьём.
Дыхания сплетались в безудержном танце из желания и надежды на освобождение. С каждым движением она поднималась всё выше к вершине наслаждения.
И когда момент наконец настал – он захлестнул её с головой: волна накрыла неожиданно мощно, почти сокрушая своим великолепием. Она вздрогнула, будто пробуждаясь после долгого сна.
Камера, словно всевидящее око, неумолимо фиксировала каждое движение, каждое прикосновение, плавно смешивая реальные эмоции с искусной игрой света и тени. Она безмолвно следила за ними, как опытный хронист, запечатлевающий на плёнке историю страсти, развернувшуюся в импровизированных стенах этого своеобразного жилища. Каждый громкий выдох и тихий стон становились звуковыми маркерами, подчёркивая интенсивность момента.
– Стоп! – скомандовал Михаил. – Снято! Браво!
Актёры замерли, тяжело дыша. Тюрин поспешно скатился с дивана, а Ольга села, поправляя растрепавшиеся волосы.
– Извините, если… если я перестарался, – пробормотал он.
– Всё в порядке, – улыбнулась она, накидывая платье. – Это же кино.
Но в её глазах мелькнуло нечто, от чего Тюрин покраснел ещё сильнее.
– Потрясающе! – воскликнул Сергей. – Дмитрий Андреевич, ты прирождённый романтический герой! А переход от неловкости к страсти – просто гениально!
– Согласен, – подхватил Алексей. – Особенно момент, когда ты взял её на руки: я думал, оба рухнете на пол!
– Эй! – возмутился Тюрин. – Я просто вошёл в образ!
Все рассмеялись, разрядив напряжение. Владимир Фёдорович, не выдержавший и подсматривавший из-за ящиков, поспешно сделал вид, что изучает какие-то бумаги.
На следующий день снимали другую сцену. Ольга-Калугина металась по импровизированному кабинету, как тигрица в клетке. Её лицо пылало праведным гневом, кулаки сжимались и разжимались, глаза метали молнии. Михаил-Самохвалов только что покинул кабинет, оставив после себя ядовитые намёки на корыстные мотивы Новосельцева.
– Так вот оно что! – прошипела она, швыряя папку на стол с такой силой, что «Нормы усушки» разлетелись по всей комнате. – Использовал меня! Подлец!
Она нажала на кнопку импровизированного селектора:
– Вера! Немедленно найдите Новосельцева! Пусть явится ко мне! Сейчас же!
Сергей, снимавший крупным планом разъярённое лицо главной актрисы, восхищённо покачал головой: Ольга Петровна превзошла саму себя. Это была настоящая ярость обманутой женщины.
Через минуту дверь робко приоткрылась, и появился Тюрин-Новосельцев, по виду которого было ясно, что он не подозревает о грядущей грозе.
– Вы звали, Людмила Прокофьевна? Насчёт отчёта по картофелю?
– Картофелю?! – взревела она так, что он отшатнулся. – Вы ещё смеете говорить о картофеле?!
Когда она вскочила из-за стола, её глаза пылали яростью:
– Я всё знаю, Новосельцев! Всё! Ваши грибные разговоры, ваше вчерашнее… представление! Это была игра! Вам нужно моё место!
Тюрин растерянно заморгал, не понимая:
– Людмила Прокофьевна, какое место? О чём вы?
– Не прикидывайтесь! – она схватила со стола первый попавшийся предмет,