Внедроман 2 - Алексей Небоходов
Съёмочная группа осталась в овощном королевстве творить киноисторию среди ящиков с картошкой и запаха квашеной капусты.
Михаил стоял перед треснувшим зеркалом в импровизированной гримёрке за ящиками с луком, превращаясь в Самохвалова. Начёсанные волосы, самодовольная улыбка, расстёгнутая верхняя пуговица рубашки – образ складывался легко, словно он всю жизнь играл советского ловеласа.
– Сергей, готов? – крикнул он, выходя на «сцену».
– Камера ждёт твоего эротического гения! – отозвался оператор. – Только не споткнись о морковь, а то Самохвалов с подбитым глазом – это уже другой жанр.
Ольга сидела за столом из поддонов, изображая погружённость в работу. Перед ней лежали те самые «Нормы усушки и утруски», которые она изучала с видом, словно от этого зависела судьба мировой экономики.
– Мотор! – скомандовал Михаил-режиссёр и сразу же превратился в Михаила-Самохвалова.
Вальяжной походкой он вошёл в «кабинет», держа загадочный свёрток, обёрнутый коричневой бумагой. Его улыбка обещала не просто подарок, а пропуск в новый мир удовольствий.
– Людмила Прокофьевна! – воскликнул он с порога. – Привет из Швейцарии!
Ольга подняла голову, мастерски изобразив смесь раздражения и любопытства:
– Самохвалов? Что вы тут делаете? У меня отчёт по картофелю горит!
– Картофель подождёт, – отмахнулся Михаил, театрально понизив голос. – А вот швейцарское качество ждать не любит. Специально для вас, из самого Цюриха!
Он положил свёрток на стол с видом заговорщика, передающего секретные документы. Ольга смотрела на пакет с подозрением:
– Что это? Надеюсь, не очередные ваши… часы?
– О нет, – Михаил расплылся в улыбке, обещавшей скандальные откровения. – Это интереснее часов. То, что швейцарские женщины используют для… личного тайм-менеджмента.
Катя за кадром прыснула от смеха, но быстро зажала рот рукой. Сергей погрозил ей кулаком, не отрывая глаз от видоискателя.
Ольга медленно развернула бумагу, и её глаза расширились. Внутри лежали три предмета продолговатой формы разных размеров, сделанные из материала, подозрительно напоминающего резину. Катя достала реквизит бог знает где, но выглядел он убедительно двусмысленно.
– Самохвалов! – Ольга покраснела так естественно, будто впервые видела подобные вещи. – Что это за… за…
– Массажёры! – подхватил Михаил с невинным видом. – Швейцарские терапевтические массажёры для снятия стресса. Вот эта, маленькая, – он указал на самый скромный экземпляр, – с утра, перед планёркой. Поднимает тонус!
Ольга схватила «массажёр», держа его двумя пальцами, будто опасную змею:
– С утра?..
– А вот эта, средняя, – продолжал Михаил, наслаждаясь её смущением, – после обеда, когда накапливается усталость от статистических отчётов. Пятнадцать минут – и вы снова полны сил!
– Пятнадцать минут… – эхом повторила Ольга, разглядывая предмет со смесью ужаса и любопытства.
– Ну а эта, – Михаил взял самый внушительный экземпляр, – для вечера. Когда нужно основательно расслабиться после трудового дня. Швейцарцы знают толк в релаксации!
В этот момент дверь с грохотом распахнулась. Алексей во главе группы статистов (съёмочная группа в халатах и с папками) ворвался в кабинет:
– Людмила Прокофьевна! Инвентаризационная комиссия! Срочная проверка материальных ценностей!
Ольга вскочила, судорожно сгребая «подарки» и запихивая их в ящик стола:
– Комиссия? Сейчас? Но мы же не готовы!
– Распоряжение сверху! – трагически воскликнул Алексей. – Проверяют все кабинеты! Уже в приёмной!
Самохвалов-Михаил мгновенно исчез за дверью с ловкостью опытного любовника. Ольга захлопнула ящик, поправила волосы и попыталась принять начальственный вид:
– Я буду в зале заседаний! – Она схватила первую попавшуюся папку и выбежала из кабинета.
Камера проследовала за ней в «зал заседаний» – отгороженное ящиками пространство с длинным столом из досок и разномастными стульями. Ольга захлопнула за собой «дверь» (кусок фанеры на петлях) и прислонилась к ней, тяжело дыша.
– Боже, что это было… – прошептала она, доставая из папки один из «массажёров» – видимо, автоматически сунула его туда в панике.
Она разглядывала предмет со смесью отвращения и очарования. Покрутила в руках, нажала на какую-то кнопку – раздалось тихое жужжание.
– Швейцарское качество… – пробормотала Ольга, усаживаясь в председательское кресло.
Следующие минуты стали триумфом актёрского мастерства Ольги Петровны. Она сумела изобразить весь спектр эмоций – от робкого любопытства через смущённое экспериментирование до полного погружения в процесс.
Сначала она просто держала вибрирующий предмет, затем поднесла к щеке, вздрогнув от ощущения. Оглянулась на дверь, прислушалась – тишина.
Находясь в плену своих любопытствующих, но одновременно тревожных мыслей, Ольга неподвижно сидела в председательском кресле, словно ожидая неуловимого знака свыше, который развеет её сомнения. После нескольких мгновений нерешительности она медленно скользнула пальцами вдоль бедра, словно проверяя собственную храбрость на прочность. В помещении царила такая тишина, что казалось, будто даже стены затаили дыхание в ожидании.
Прислушиваясь к шёпотом шуршащим звукам своего платья, она решительно поднялась и сделала шаг вперёд. Её сердце билось так отчётливо, что его ритм почти заглушал жужжание устройства. Ольга замерла на месте, внезапно осознавая свою уязвимость. Ей нужно было решиться – сделать шаг в неизвестность, которая обещала удовольствие и познание себя.
Она неохотно сдвинула ткань нижнего белья вниз, освобождая свои скрытые желания на свободу. Стараясь оставаться тихой и незаметной даже для самой себя, она ввела объект внутрь. Это был момент истины – когда её тело откликнулось на внезапное вторжение электрическим током наслаждения.
Волна удовольствия обрушилась на неё с непривычной силой, пробуждая чувства, которых она долго не испытывала – если вообще когда-либо испытывала. По мере того, как дрожь прокатывалась по её телу, и разливающаяся волна наслаждения всё увеличивалась в своей интенсивности, Ольга почти потеряла связь с реальностью.
Камера деликатно фиксировала её лицо и верхнюю часть тела, оставляя детали воображению зрителя. Но по выражению лица, по тому, как она закусила губу, как запрокинула голову, как вцепилась свободной рукой в подлокотник кресла – всё было ясно без слов.
– О господи… – выдохнула она, закрывая глаза. – Швейцарцы… определённо… знают толк…
Её дыхание участилось, на лбу выступила испарина. Она откинулась в кресле, раздвинула колени под столом, и полностью отдалась новым ощущениям.
Каждая мышца тела напряглась, словно перед прыжком. Дыхание стало прерывистым, хриплым, а в груди разгоралось пламя, которое распространялось всё ниже и ниже. Её пальцы впились в кожаную обивку кресла так сильно, что костяшки побелели.
Накатило ощущение столь бурное, что захватило её целиком, подобно внезапной волне цунами, обрушившейся на мирный берег. Её тело дрогнуло от головы до пят, каждая клеточка откликнулась ощущением восторга и удивления. Спина выгнулась дугой, словно струна, натянувшаяся до предела, а раскрасневшаяся голова откинулась назад с внезапной неистовостью. Звуки, ранее приглушённые пространством ангарного зала, вырвались из её горла – долгий протяжный стон, который эхом разлетелся по металлическим стенам, как величественное пение в пустой церковной нефе.
На краткий миг весь мир померк вокруг неё, сузившись до единственной
