Последний Герой. Том 5 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Не берётся он! — передразнила рыжая, глаза её сверкали. — Удобно устроился: и туда заглянет, и сюда. А выбрать — «не могу».

— Мы, значит, тебе компания на вечер? — Машка уже почти плакала, но держалась. — Чтобы вино попить, фильм посмотреть и в постель улечься?

— А потом «ой, девочки, вы обе классные». Спасибо, конечно, — съязвила Алька. — Только знаешь что, Максик? Девчонки не игрушки.

— Да, не игрушки! — Машка топнула ногой. — Нам нужны уверенность, стабильность, серьезные отношения, в конце концов…

Бунт на корабле. Ха…

Я молчал, слушал их и понимал: претензии в чём-то и справедливые. У каждой женщины, какой бы она ни была — весёлой, язвительной или нежной, — внутри одно желание: чтобы её выбрали, одну, настоящую, единственную. Чтобы не сомневались, не метались. Только я опер. Волк-одиночка. Так жил раньше, так живу и сейчас…

Сидел сейчас между двух огней, понимая, что угодил в интересную историю, из которой красиво выйти будет очень непросто. Прорвемся, конечно, и не такое случалось…

В общем, девчонки раздухарились окончательно. И вдруг, что самое удивительное, объединились. Вчерашние соперницы, еще недавно сверкавшие одна в сторону другой ревнивыми взглядами, вдруг сплели прочную коалицию против общего врага. То есть против меня. Теперь они выступали единым фронтом, и уже не важно было, кто из них больше ревнует или громче спорит — обе решили, что все мужики козлы. Неблагодарные, эгоистичные и самодовольные существа.

Я сидел, хлопал глазами, как двоечник на экзамене, и понимал, что спорить бесполезно. Да и не надо. Жизнь сама всё расставит по местам, я был в этом уверен. Очень скоро. А воевать с женщинами — дело заведомо проигрышное. Это не мой конёк — биться с дамами. Я предпочитал держать глухую партизанскую оборону: отойти в леса, затаиться, выждать. Ну а здесь, в данном случае, уйти в общагу.

— Девчонки, спасибо за вечер. Классно посидели. Но — всё, мне пора, — сказал я, вставая.

— Ты куда⁈ — вскинулась Машка. — Ты же здесь живёшь!

— А я тебе вчера не успела сказать, что он тут вообще уже не живёт, — встряла Алька, с довольной ухмылкой подливая масла в огонь. — В общаге ментовской окопался. Там у него, видать, девок молодых больше. И соседка у него… вертихвостка.

— Так ты ещё и с соседкой⁈ — выкрикнула Машка, подскакивая со стула. — Вот кобель!

— Да ладно вам, девоньки, — поднял я руки, будто отбиваясь от обвинений. — Не сходите с ума. Всё, чао-какао, как у вас там в молодёжном сленге. Хотя нет, это, наверное, уже старьё. В общем, не поминайте лихом. Если что — на связи.

— Ага, конечно, не дождешься. Не будем мы тебе звонить, — фыркнула Алька, обиженно поджав губы. — Мы себе цену знаем, да, Машунь? И никому не позволим так с собой обращаться!

— Или ты считаешь, что на тебе свет клином сошелся? Альфа, да? Только свистну, толпы поклонников прибегут. Выбирай любого, — кивнула Машка в сторону окна почему-то, но голос у неё дрогнул, как у обиженного ребёнка.

Обе смотрели на меня осуждающе, причём удивительно синхронно, ансамблем, а я лишь улыбнулся. Перекинул рюкзак через плечо и направился в общагу. Там было шумно, тесно и далеко не так уютно, как в этой квартире с запахом духов и жареной курицы, но, по крайней мере, без претензий и сцен.

Сегодня была суббота, и я решил посвятить её настоящим мужским делам. Надо было заглянуть в магазин, затариться продуктами, потом устроить стирку. Стиральной машины у меня своей не имелось, поэтому приходилось пользоваться Иркиной. Та стояла в бытовке на этаже, в ряду прочих машин жильцов. Каждый тут ставил свою.

С утра я уже составил мысленный список: хлеб, тушёнка, картоха, селедка соленая, пару пакетов макарон, чай. Ну и что-нибудь к чаю взять — пряники или печенье, чтобы жизнь подсластить. А вечером, если получится, хотелось устроить себе маленький праздник: включить телек и посмотреть кино.

Я всегда любил отечественные боевики. Да, там много неправдоподобного, стреляют как из пулемёта, автоматы не перегреваются, герои могут сутки напролёт бегать с ранениями от пуль, перевязанные разве что платком. Но было в этих картинах что-то своё, родное. Атмосфера, музыка, разговоры на понятном языке, пусть и местами не совсем правдоподобные. За это я их и любил.

Тем более, что новых фильмов для меня теперь было хоть пруд пруди. Всё, что выходило на экраны с 1997 года, было для меня новинкой. Так что даже культовый «Брат 2» я до сих пор не видел. И от одной мысли, что впереди целая коллекция «свеженьких» киношедевров, на душе становилось тепло. Вот только времени их смотреть, как всегда не было.

Закончив с домашними хлопотами, я наконец вернулся в комнату и только собрался врубить кинчик, как вдруг что-то рыжее и шустрое промелькнуло у меня под ногами. Большое, словно пятно огня, метнулось прямо под стол.

— Стоять, бояться! — скомандовал я незваному гостю, уставившись на четырехлапого нахала.

Из-под стола на меня смотрели огромные зелёные глазищи, круглые, как разрезанные пополам киви, и усы, длинные, будто иглы дикобраза. Рыжая шерсть переливалась, блестела в свете окна — прямая копия алькиной гривы, только в миниатюре.

Вот уж вторжение, откуда не ждали. Сказал бы я этому котею, что несподручно меня вот так огорошивать — самому ненароком пострадать можно. Но вместо этого задал вопрос:

— Ты вообще кто по жизни будешь?

Но тот, разумеется, ответом не удостоил. С важным видом он вылез из-под стола и принялся обнюхивать мебель, хвостом держа равновесие, будто проверял, где тут удобнее метить.

— Эй, слышь, земеля, ты ничего не попутал? Тут вообще-то я живу, — недовольно проворчал я.

Кот поднял на меня глаза, жалобно мяукнул и тут же подошёл ближе, стал тереться о ноги, замурлыкал так мощно, что вибрация от этого пошла вверх по голеням.

— Ну вот, на мировую пошёл… Хитрюга, — пробормотал я, наклонился, поднял его на руки и погладил. Тёплый, мягкий, и при этом с какой-то своей гордой важностью.

— Как же тебя звать-то, а? Ты чей вообще? — задумчиво произнёс я.

В голове всплыли слова Любови Марковны, нашей грозной коменды. Когда я только заезжал в общагу, она сразу наставление выдала: «Кошек чтоб даже духу здесь не было! Найду — вышвырну к чёртовой матери!» Потом жильцы рассказали, что баба Люба продавила через жилищную комиссию МВД особый пункт, и теперь в уставе общежития этот запрет был закреплён железобетонно.

— Жестокая баба, — хмыкнул я. — Черствая, не любит котеек.

Честно говоря, и сам я к ним раньше равнодушно относился. Никогда у меня не было ни кошки, ни собаки. Но вот сейчас, держа в руках этот рыжий тёплый ком, слушая, как он мурчит, я вдруг ощутил странное и непривычное чувство — лёгкость, спокойствие, словно кто-то незримый повернул рычажок и пустил в кровь порцию эндорфинов.

— А ведь это, выходит, целая система, — подумал я, гладя кота. — Вот почему кошатники так одержимы своими питомцами. Они, считай, гормонозависимые…

Кот в ответ закрыл глаза, вытянул шею и довольно прищурился, как будто соглашался с моим диагнозом.

В это время из коридора донёсся знакомый тяжёлый шорох шлёпанцев. Я узнал его сразу — походка бабы Любы. Её шаги в нашей общаге были сродни боевому барабанному бою: если приближались — значит, добра не жди. Каждый жилец при этом невольно настораживался.

«Мне-то бояться нечего, — мелькнула мысль. — Я примерный жилец». Но ровно в эту секунду рыжий гад громко мяукнул.

— Ага… Теперь есть чего опасаться, — мелькнула чуть запоздалая мысль.

Нелегал пушистый в гости зашёл.

— А ну, быстро в шкаф! — я распахнул дверцу, но кот, вместо того чтобы юркнуть внутрь, с важным видом запрыгнул на диван и принялся драть когтями подлокотник.

— А ну, брысь! — рванулся я к нему. — Ещё диван порвёшь!

В прихожей уже слышался звук шлепанцев. Сердце подсказывало — идёт именно ко мне. Я успел схватить кота, который продолжал мурлыкать, будто мы в догонялки играем, и запихнул его в шкаф, уложив на стопку простыней.