Империя Машин: Пограничье - Кирилл Кянганен
А затем – наступило утро… и все пошло наперекосяк.
После пробуждения тело оцепенело. Он был на грани сна и бодрствования, но первое время не мог пошевельнуться. В голове что—то вибрировало. В уши будто залетели пчелы и стукались о череп. Резало глаза, на зубах чувствовался песок. Он трогал их покалывающими пальцами: никакого песка. И проваливался в сон. Язык немел, и он давился им во сне. Когда воздуха не хватало, то судорожной встряской тела, язык оживал, и легкие снова могли дышать. Поначалу успокаивала тишина. Однако, в голове постоянно сыпался песок. Будто его прочищали сквозь сито, трясли в миске, или он перетекал в песочных часах. Мир ехал кругом. Утром стекая вниз, вечером и за ночь – поднимаясь назад. Наверх.
Единственным желанием было упереться щекой в подушку и проспать всю жизнь. Но его неосуществимая просьба оставалась безответной. Когда это «безумие» закончилось, и сила притяжения вернулась к телу, он ощутил, как ослаб, и сколь тяжко давался вздох. Пролежав в неподвижности около часа, Неизвестный медленно сбросил покрывало, и сел, свесив отекшие ноги. За окном светало. Поднявшись, он приблизился к комоду. Провел пальцем по его поверхности. Поднёс к лицу, и, рефлекторно чихнул – ладонь серела от пыли. Он увидел, как Амалия смотрит на него. «Пыль». «Тут нет никакой пыли, я вчера убралась».
Неизвестный почувствовал странную легкость в голове, и просто добавил: «На улице».
И слёг на следующее утро. «Это простуда – не шевельнув ухом ответил он». Осунувшееся лицо смягчилось улыбкой. «У простуды другие симптомы, – настаивала Амалия, я приведу лекаря! Скажите, что с вами? Вы ведь не умираете, правда?». «Нет, что ты, иди сюда» – проговорил мягко Неизвестный. И, обнял Амалию как малое дитя, в очередной раз прижимая к себе, гладя по щекам и расчесывая волосы. «Я не умираю. Ты считаешь меня героем? А герои никогда не умирают, так говорят люди». «Люди много чего говорят – процитировала она его слова». «Чему я ее научил? – спохватился Неизвестный, – И это верно. Но среди лжи можно выявить зернышки правды. Хотя чаще… правда заключается в том, что большинство сказанных слов значат не больше опавшей пожелтевшей листвы». «Опавшая листва означает приход холодов и зимы – она поежилась». «Холод…». «Ты о бесчувственности людей?». «Х-х-холодно, – он подтянул одеяло, почувствовав неприятное дребезжание в горле и тошноту, – Ступай, принеси мне воды. Сейчас выпью и станет легче». Но девушка не сдвинулась с места, а внимательно проследила за его взглядом. Револьвер. «Не смей – предостерегла его Амалия, зная, что не сможет остановить его, если он решится, – ты… нужен мне». Однажды, ночью, она проснулась от стонов и услышала, как он страдает. Прокралась к его кровати, пока Неизвестный вывалился в окно, хватая воздух ртом, и увидела большой кровавый след. Ей стало обидно от того, что он ей не доверяет… И пришло понимание, что он, как и мать ограждает ее от бед, не понимая одного: «кто защитит его самого?».
Неизвестный повторил просьбу. Девушка послушалась, и, с опаской глянув на оружие, вышла. Его машинально скрутило, он хотел, силился выплевать сгустки крови, мешающие дыханию, но ничего не выходило, кроме надрывного кашля. Болезнь прогрессировала… Казалось, организм сдался. Он посмотрел на свой мешок, на дне которого лежали две колбы с отчищенным иридиумом. «Я не захочу больше, чем заслуживаю!» – приказал Неизвестный себе, и стиснув зубы начал молиться неведомым богам.
Когда вернулась Амалия, он горел в бреду, смешивая обрывочные фразы с фрагментами памяти из прошлого и настоящего. За несколько часов подле кровати, она узнала о нем больше, чем он рассказывал на протяжении двух лет. «Вот почему он такой… Неизвестный пережил предательства, несправедливость. Его родной дом – средоточие болезней, горя, отчаяния, страдания и множества невинных смертей. Мать оберегала меня от несчастий… А он мог положиться лишь на себя самого. Даже в ордене, где Неизвестный провел свою юность, его ненавидели, в случае успеха – завидовали, а, при неудачах, – презирали». А она еще жалуется ему на то, как он бывал чересчур равнодушен.
Конечно, непросто сложить воедино все фрагменты мозаики, но метка Неизвестного оказала существенную услугу. Она посылала незримые сигналы. Амалия не могла выразить словами увиденное, но при тактильном контакте с «пораженной» кожей приходило внутреннее осознание. Иридиумовое клеймо изъяснялось на своем, символическом языке. Вещало о грядущем. Это было жутко, и, вместе с тем, необыкновенно. Иногда оно дергалось, вырастая в объемах. Словно пыталось соскочить с «носителя». Дотянуться до запястья и проникнуть под кожу. Рисунок метки извивался змеей, готовясь к наскоку, но, едва девушка отстранялась, прекращало навязчивые петляния, завораживая сиянием.
Хотя разум ее друга блуждал в потемках, застревая в сумеречных состояниях, тело оставалось стабильным. Клеймо, вроде как, обладало магической силой. Внушало спокойствие, держало с девушкой тесную связь в стремлении выжить. На секунду ей почудилось, как метка высасывает энергию для собственной регенерации, но замешательство быстро улетучилось.
Амалия мягко отирала Неизвестному лоб, смачивала горячую грудь, чтобы сбросить температуру, и не знала, чем еще может помочь. Сухие глаза неподвижно уставились в потолок. Теплющуюся жизнь выдавало лишь глухое, свистящее дыхание. Она отошла за свежей водой. За считаные мгновения кожные покровы побледнели. Приступ наступил неожиданно. Его затрясло. Тело изогнулось, охватываемое конвульсиями. И – задеревенело. Скованые мышцы застыли в напряжении. В течение нескольких секунд он лежал замертво. Затем, дыхание восстановилось. Перекошенные конечности упали на матрац. Измученные легкие вбирали воздух.
Амалия вбежала и испуганно приложилась к груди. «Бъется». Жар спадал, кожа покрылась мурашками. Девушка укрыла Неизвестного одеялом, и расстелила рядом постель.
Ее поджидала бессонная ночь. «Как бы пригодился сейчас Декарт… И где он пропадал? Завис в очередной таверне? А обещал…».
Амалия легла рядом и просто поглаживала волосы. Когда Неизвестный уснул, его черты сильно изменились. Клеймо перестало выглядеть пугающим, складки – отталкивающими, а с лица сползла натянутая, как маска, грубость.
«Как разительно преображается человек во сне, отдалившись от мирских забот» – девушка нежно поглядела на Неизвестного, убирая с лица волосы. Глаза увлажнились, но он не мог ее видеть сейчас, поэтому она дала волю эмоциям, обратившимся в теплые капельки, стекающие по шее, и далее, с ее лица на его. Самое удивительное – на следующий день он поправился, признаки болезни ушли, и Неизвестный вновь уверенно стоял на ногах.
Поутру Амалия отправилась за настойками для компрессов.
Неизвестный разложил тряпки с полотнами на подоконнике и чистил меч, периодически поглядывая за перемещениями солдат у горловины. Выбранный им номер давал превосходный обзор на Кольцевой город. Разве что он не видел того, что происходит прямо над ним. Но и его могли заметить только с таких же отдельно стоящих башен постоялых дворов. Поэтому Неизвестный без опаски открыл окно, чтобы проветрить квартиру.
С улицы пахло пареной репой и подгорелым хлебом. Он отпил из графина воды, смачивая сухие губы и осмотрел зазубрины на лезвии. Приготовления к полировке оружия отняли час. На запах пищи слетелось воронье. Неизвестный высунулся в окно, прогнав каркающих птиц.
Вдалеке прослеживалась беготня сановников. Они явно вели подготовку к какому-то мероприятию. Следовало проверить, но позже, когда клеймо подаст признаки жизни. Базового человеческого чутья было недостаточно, чтобы выжить, сохранив статус на Скалах. «Или, в моем случае – его видимость». Особенно, если ты – не местный. И одиночка. Декарт увел
