Империя Машин: Пограничье - Кирилл Кянганен
– Они ранили тебя? Били? Пытали?
– Все в прошлом! – мягко улыбнулась девушка, и их губы едва не касались друг друга.
– Как же ты…
– Мне помог защитник – Лайм…
– Лайм? Подожди, он на Скалах?
– Он из ордена протекторов… – вдруг глаза ее наполнились слезами, – был…
– Не пытай девчонку, видишь же, – ей больно, – вмешался Декарт. Неизвестный сжал кулаки, но сосредоточился.
– Да… Лайм вызволил меня из города, но дети… Их арестовали и сортируют по каким-то хибаркам. Я бежала. Меня поймали на пограничье, как раз весь берег залило пламенем, и я думала, что справлюсь, спряталась в земляном разломе. Они послали собак. Меня нашли… Если бы не Декарт… Он перебил патруль и вывел меня к пристани…
– Подожди, ты разделался с охраной?! Неизвестный вдруг припомнил об усиленном штурме и захваченных поселениях. «Вдруг… если сравнить с картой… окажется, что он обрек на гибель сотни душ!».
– Кстати, он помог выбрать корабль – она едва не запрыгала от счастья, – Я так рада вас видеть, и… прости, если отрываю от дел.
Все, чего хотел Неизвестный – уединиться и обдумать увиденное и услышанное. Он еще раз обнял Амалию, поблагодарил Декарта за ее спасение, а в своей комнате, разложил карту: его подозрения подтвердились. Из-за необузданности Декарта в стенах Скал пытают сотни невинных душ. Но… он спас Амалию. «Мог бы найти и другой способ, выкрасть, отвлечь, да что угодно! Никто бы не стал поднимать тревогу из-за единственной беглянки! А он – порешил поисковый отряд». На сей ноте Неизвестный собрал рюкзак, готовясь к непростому заданию.
За вечерним обсуждением, сопровождаемым игрой под гитару, они сошлись с Декартом во мнении, что, как бы то ни было – в Кольцах Амалии безопаснее. Конечно, теперь он постарается не отлучаться надолго. «Мало ли, взбредет кому проверить ее прописку…». Да и напарник пообещал заботиться в его отсутствие. Неизвестный намеревался дополнительно заплатить наемникам, чтобы они изредка приглядывали за девушкой. А пока – лучше не пугать ее избыточным вниманием. «Завтра мы выступаем». «Верно». «Ты не назначил заместителя. Может, заодно и проясним мое положение?». «Хэль». «Торговец?!». «Торговец». Декарт обиженно отвернулся, продолжая играть бодрую мелодию.
И с ближайшим караваном, Неизвестный, на пару с Декартом, группой подопечных Хэля, и Амалией посередине, отправились назад – в Кольцевой Город. «Я не притязателен, дай мне крови врагов, золота и права сношать порабощенных женщин, и мой меч твой навеки» – прошептал перед сном Декарт, но Неизвестный пригрозил повесить его. «Повесить? За луну?» – остальная часть ночи прошла под его тихое посапывание. «Хорошо, что Амалия этого не услышала». И ничего не мог Неизвестный с ним поделать, для народа – они два брата, бьющиеся плечом к плечу, и, нередко, Декарту рукоплескали громче Неизвестного. Пока последний отдавался процессу распределения ресурсов, поиском уязвимых мест, и проводил тренировки населения, первый разъезжал по округе и вербовал сторонников «отжившего режима».
И вот, они ехали в одном направлении, но с разной целью: Неизвестный хотел вывезти как можно больше людей на свободу, защитить детей и Амалию. А потом – увезти со Скал на свободные острова, используя наемное войско в качестве прикрытия. Декарт – поквитаться с Александром, а наемники – «хоть в Бездну, лишь бы платили».
Глава – 24 – Декарт
Чем занята голова Декарта темной ночью? Вне сомнений – его спутники дали бы разнящуюся характеристику, но один точно выносил приговор. Предвзятость Неизвестного зашкаливала: «Ясное дело, думает: разбоем да насилием. Будто я расплылся по преступлениям, и, просто – несостоявшийся человек». И, словно подтверждая его мысли, Неизвестный, высунулся из спального мешка, осматривая район. Его взгляд, как нарочно, проскальзывал мимо, не задерживаясь на напарнике, будто он исследовал взором пустое пространство. «Считаешь, я ни на что не годен?» – подумал Декарт, но промолчал. Не хотел разбудить Амалию. «Девчонка достаточно настрадалась». Он не понимал, к чему ей столько детей, но – раз так легче, он выложится по полной. Он дал себе клятву вытащить ее с этого острова. На нормальные земли. После того, как уберет прокурора. «Вольные города… Сонмир, да хоть Последний Предел!». А там – завяжет с алкоголем, займется разведением скота… избавиться бы как-то от этого надсмотрщика – Неизвестного… «Или он сам слиняет – осуществлять великий замысел по спасению мира». Разумеется, на данный момент Декарт преследовал свои цели. Однако он верил в изменения и отвергал малейшую возможность иного исхода.
В присутствии Амалии он чувствовал себя полноценным, исцелившимся от скверны, пропитавшей его плоть. Он признавал промахи, и питал надежду на отчищение. Но, пока она отсутствовала – тьма сгущалась обратно. В минуты неистовства, когда ему удавалось освободиться из тисков злобы и агрессии, он искренне сожалел о невозможности повернуть время вспять. Научиться правдиво соизмерять причиненную пользу и вред. Нет, он не досаждал себя самобичеванием, обильными раскаяниями и не воспринимал жизнь, как нелепую трагедию. Наоборот, любую нехватку он компенсировал напором. А, если не получалось, то выпрыскивал раздражение в ближайшей таверне. Напьется, спровоцирует драку, и выйдет «героем». Такие малые победы возвращали периодически утрачиваемую гордость, плюсом – практиковался в болевых приемах. «Вывернул бы Неизвестному руки, а то лапает без разрешения. Да девочку жалко. Ухаживать ведь за придурком».
Амалия принимала его. Конечно, не ведая о темной стороне, но вся душа Декарта торжествовала. Ведь где-то он стал «своим» в бездомном мире. А там – под воздействием времени, она привыкнет, и тогда он откроется ей. «И не из чего выбирать – ведь привычка – альтер-эго нашей жизни».
Допивая кислое вино, он разлегся на мешках. Взгляд случайно упал на Неизвестного. Один вид его вызывал тошноту. В глазах сквозило осуждение и пренебрежение. «Неисправимый нарушитель человеческих порядков, мерзкий уголовник, по которому плачет виселица?» – Декарт приложился губами к фляге с вином, расплываясь в улыбке. Алкоголь приятно согревал, расслабляя мышцы. «Спору нет – не видать мне прощения. Да и не ищу я его. Так чего застревать в прошлом?» – Декарт отхлебнул еще. Он выберется из Бездны, поглотившей душу. Пусть Неизвестный выдумывает, что заблагорассудится. Не ему указывать, кем станет каждый встречный.
Пребывание в потемках научило Декарта элементарным правилам выживания и мироустройства. Неизвестному не понять, что означает «находиться на грани». У него все «по принуждению». «Он как искусственный кактус. Все коробится от естественности. Долг, обязательства – произнеси два слова, и больше рассказать то о нем нечего. Не человек, а сплошная кредитная история… Совсем ослеп народец. Не видит, как в капкан к ростовщику угодил. То-то с торговцем снюхались. Да и с ходу поглядишь: предназначение, судьба, боги-символы. Одним словом – религиозное помешательство».
Караван медленно плелся по широкой тропе. Время от времени из земли вырывались столбы пепла, оседающие на головы. Повозка тормозила, расправляли жаростойкий брезент, накидывая поверху. Когда вулкан «стихал», возница подсыпывал в топку угля, и механическое колесо продолжало ход. Наконец они добрались до временной стоянки. Наемники взялись разгружать складные палатки. Разожгли огонь, подвешивая рыбу. Декарт вытащил гитару и неловко провел костяшками по струнам. Когда-то он был душой компании, но частые пьянки притупили чувства. Он растратил часть навыков, и с трудом припоминал ноты. Пара наемников помогла словить ритм, и Декарт понемножку включался в игру. Проснулась Амалия. Подсела рядом, и он пел. Пел о непонятой любви, о дружбе, войне и мире. Когда приготовилась еда, они неспеша перекусили, обсуждая маршрут.
Глубокой ночью похолодало. Декарт никогда не отличался сдержанностью, но терпел внутреннюю вражду ради «милой девочки, которая так запала в сердце». В отличие от Неизвестного, он отдал ей свое покрывало и лег на земь, ощущая как почва вытягивает тепло. Засыпая, пару раз подумал, что слукавил, надеясь изменить собственную природу. И, все же… Он был убедителен. Как для себя, так
