Империя Машин: Пограничье - Кирилл Кянганен

– Тебя не злит то, что ты лишился руки?

– Руки – не жизни, когда меня вели сюда, я передал парочку посылок нашим товарищам. Как видишь, обмен вышел неравноценный, но вполне удовлетворяет меня и по сей день. Вряд ли бы я добился от старухи с косой той же благосклонности, как и от стакана браги с южным ветерком. Они рассмеялись. Йом оценивающе оглядел Хейма. Его физическая форма оставляла желать лучшего. Видимо, потеря сказалась куда сильнее, чем он убеждал себя.

– Спалим амбары с запасами, – это выманит стражу, как тебе идейка?

– Звучит заманчиво, но…

– Договорились! А пока – познакомься с коллегами. Нам работать с ними бок о бок, и эти твои «служанки», как знать, раз да спасут шкуру. Йом вернулся в «коллективную» палатку, и бегло оглядел будущих «коллег по цеху».

Позже Йом узнал, что подавляющее число надзирателей – выходцы из рабов, заложившие своих товарищей при нарушениях, или повышенные путём жребия раз в год. «То есть, я убил надзирателя, а тот был вынужден стать им? Плевать!» – от сей новости его охватила ярость, и он едва не врезал чернокожему рабу, поделившемуся с ним информацией.

И мало того, некий Скатор, заметив Йома, которого провели в лагерь, замычал и забился в угол, пряча лицо

– Это он обидел господина! – с заплетающимся языком молвил Скатор, но вслух выговаривалась какая-то блеющая несуразица, а в душе его сотрясались рыдания, – Из-за него она больше не заходит сюда по ночам к Скатору и не является во снах.

С того дня Скатор просыпался в слезах. Ранее ему снилась какая-то женщина, она гладила его по волосам, а теперь сны эти являлись все реже и реже.

– Он не в себе? – поинтересовался Йом.

– Похоже, малыш тебя опознал, – сказал некий Хэльт.

– Это из-за тебя казнили его старшего брата?

– Без понятия, о ком речь, – раздраженно ответил он им, и тут ему припомнилось, – в конце концов, это – надзиратель.

– Вель был милейшей души человек, он за всю жизнь никого не обидел, родился рабом и им же умер! Знаешь, сколько ему доставалось из-за нас?! Бесчувственная скотина.

Йом пригрозил кулаком, ясно давая понять, что не потерпит обвинений, а сам устремился прочь. «К черту вопросы и этих отбросов!»

Глава – 11 – Скатор

Выдался длинный день, и рабов распустили на время подготовки к карнавалу, предварительно нацепив круговые звенья, отделяющие один рабочий отряд от другого. Кормежку проводили на пышном склоне, усеянном мелкими кустарниками. Преимущественно фиолетовой сиренью и папаротникообразной голубой ракушкой. В честь празднества им полагалось внеочередное блюдо. По традиции, раз в месяц всем выдавали миску копченого мяса и горсть сухих листьев с дерева Ис, берущего свои ростки из пещеры упокоения.

Место наибольшего плодородия определялось областью захоронений. Дерево Ис хорошо росло в темноте и около усыпальниц, но плохо переносило дневной свет. Пучки густых коротких веток ежовой формы, длинные маленькие колючки на концах, светло-зеленый цвет объемных листьев, каждый шириной и длинной в ладонь. Питие дерева Ис считалось ритуалом. Для обычных людей – на случай помин или упокоения, для жрецов ветра – почетная обязанность при каждом полнолунии, а для рабов – показать их зависимость. Древо служило вечным напоминанием того, что за них распоряжаются другие. Сегодня его день рожденья – день рожденья Скатора. Подошел белобрысый низенький мальчик с ангельским ободком глаз, но рабы знали, что он старше их, и внешность может врать не хуже улыбчивого дурачка Скатора.

«Мальчик» всегда говорил одну и ту же приевшуюся фразу: «Никто, отбросы общества, живущие по дозволению и превеликой милости Большого Хозяина».

После непродолжнительной тирады, он раздавал каждому рабу по высушенному листку Ис, а провинившимся на работах – пинком по горбу – в качестве знака отличия. В левой руке он держал скипетр, забираемый из рук надзирателя. Медленно перешагивая он слегка покачивал руку, заставляя издавать скипетр легкий свист, похожий на комариную вибрацию крыльев.

Рабы принялись за еду, сидя на прогреваемой земле.

– Тут тепло, – сказал довольный Хэльт, раб с вольных островов, решивший доплыть до края света. – Но надолго я не задержусь. С первым встречным кораблем я отправлюсь к большому барьерному рифу. Моряки, подбросившие меня сюда, говорили – он очень красив.

Раздались легкие смешки. Хэльт серьезно посмотрел на рабов, и в особенности, на разглядывающего золотой диск, просветителя.

– Эй, это мое! – выкрикнул он, резко вскочив, и попросил вещь назад.

– Хорошо, – Просветитель положил диск, окинув Хэльта оценивающим взглядом. Затем, к нему подбежала девушка в разорванном платье и неразборчиво затараторила. Просветитель отвлекся, Хэльт быстро сел на свое место, предварительно вытерев наплывшую лужу грязи сапогом. Обувь была его достоянием. Из редкого материала – древесной кожи. За помощь во время шторма дали, когда он вместе с экипажем перетягивал парус у грот-мачты.

– Стало быть? ты попал сюда сам. Добровольно?

– Они пообещали забрать меня на обратном пути.

– И ты им поверил? – на него уставились шокированные лица.

– Нет, я что – похож на дурака? Я знаю, что они меня надули. Какой им резон плыть сюда, если они держали курс на юго-запад, но течение сбило с пути и унесло нас на восток.

– Отличная сказка! Сплавили товар без сопротивления!

Хэльта оскорбила манера сотоварища, но он не замолк, как то рассчитывал говоривший, – они меня не обманут – показал Хэльт на высокий склон, с возвышавшимися на каменной аркообразной гряде, деревьями. Маленький хрупкий домик Большого Хозяина здешних мест находился там. – Им нет смысла лгать. В противном случае я их достану, и им придется говорить со мной лицом к лицу.

– Ты не считаешь себя… зависимым? – осторожно предположил высокий раб с покатыми плечами. Иногда он нервно подрагивал, вспоминая свист, сопровождающий взмах плетей. Он родился на этом острове, но так и не научился приспособляться к своему положению.

– Почему я так должен думать? Вся зависимость, – с видом ученого показал Хэльт указательным пальцем на висок, – здесь.

– Но они, смотрители, надзиратели, великие господа.

– Они сделаны для ленивых. Для глупцов и больных. Мы должны трудиться вместе, а не по отдельности. Я тружусь? Скажите мне, меня наказывали хоть раз? Хоть раз я провинился? Чего не скажешь о многих из вас.

И рабы, готовые ответить на его грубость, не нашли слов. Ведь он излагал правду.

– Вот видите.

– А его поведение? – указал другой раб на повешенный плащ просветителя и дом Большого Хозяина.

– Их эгоизм можно простить. Ваш надзиратель, скорее, испытал трудное детство. Родители забросили воспитание ребенка, и он вырос высокомерной слизнявой причудой. Мне его жалко. А Большой же Хозяин там – его я не видел, может он и не существует. Может, он – средство запугивания, бабушкины сказки на ночь, что-то вроде: «не лезь за сладким ночью, а то сцапает чудо-юдо».

– Если ты так считаешь, тогда почему ты еще здесь? Торчишь, просиживаешь свои ноги, зарастаешь грязью и смеешься над самим собой – остро заметил Симфир.

– Тише ты, – проговорил Вэльфор, – самый высокий из рабов, настоящая ходячая скала, атлант, расправивший плечи.

Симфир поглядел на него со злобой, но она разбилась как водоросли о скалу. «Ну ничего… Есть такая пытка, падающая капля воды, капает себе и капает, затем жар в голове становится не выносим и черепушка раскалывается, как скорлупа под молотком», – думал он воображая сцену мести.

На стоянку заглянул человек в черном плаще и маске, закрывающей лицо. Он поглядел на сборище рабов, затем обратился к просветителю. Тон его голоса повысился. Они что-то активно обсуждали. Наконец, диалог закончился

– Пора – произнес он коротко и ушел.

Начиналось трудное утро, полное пота и крови, содранных ногтей, порванной кожи, ноющего тела, сухого языка и осипшего горла, проклинающего «грязных отродий» надзирателя. Белесое небо пекло обнаженные тела. Пахло мускусом вперемешку с ядреным газом, вздымающимся с горячих источников в низовье. Хэльт шепотом жаловался на место работ,