Левиафан - Эндрюс Хелен-Роуз

— Я покажу тебе богатый город, где улицы вымощены золотом, — хрипло произнесла она.

— Где он находится?

— Ты хотел бы увидеть его? — последовал быстрый вопрос.

— Да.

— Тогда смотри! Тебя ожидает тьма!

Эстер шевельнула рукой. И хотя она всего на несколько дюймов приподняла ее над одеялом, Мильтон отшатнулся, как от удара, и схватился за глаза. Он отчаянно тер их кулаками, словно в лицо ему швырнули пригоршню песка.

Я бросился к Мильтону. Тот попятился и рухнул на стул.

— Что с вами, сэр? Что случилось?

Мильтон корчился, разинув рот в беззвучном крике.

Я схватил его за запястья, пытаясь заставить разомкнуть руки. Он сопротивлялся.

— Ну же, говорите, что происходит?! — рявкнул я.

Когда, приложив немало усилий, я все же сумел отвести его ладони от лица, то увидел, что глаза Мильтона широко раскрыты, а подернутые мутной пленкой зрачки закатились наверх. Мой учитель ослеп.

Вскрикнув, я обернулся к Эстер, но ее кровать была пуста — лишь скомканное одеяло и сбитая простыня, — а еще через секунду хлопнула дверь. И я услышал, как ключ повернулся в замочной скважине.

Глава 25

Мои мольбы к Эстер вернуться и открыть дверь продолжались недолго. Пока я занимался Мильтоном, она, словно бесплотный дух, выскользнула из комнаты и заперла нас. Эстер ушла, и звать ее было бесполезно.

Мильтон находился в полубессознательном состоянии — нечто вроде транса. Его устремленные в пространство незрячие глаза тускло поблескивали в лунном свете, который просачивался сквозь окно. Я несколько раз ударил Мильтона по дряблым щекам, пытаясь привести в чувство — в свое время возможность надавать пощечин наставнику доставила бы мне несказанное удовольствие, — и потряс за плечи, как капризного ребенка. Все напрасно. Я мог сгибать ему руки, поворачивать голову — Мильтон не реагировал. Он напоминал небрежно брошенную на стул куклу-марионетку размером в человеческий рост. Меня охватила паника. Эстер на свободе! Куда она направилась? И почему заперла нас? И что она сделала с Мильтоном?

Я снова подбежал к двери и прислушался. Снова позвал Эстер, понимая, впрочем, что это бессмысленно. Рассчитывать на то, что мне удастся выломать дверь, тоже не приходилось: она была сделана из цельного дуба, замок — из кованого железа.

Я подошел к окну, внутренне опасаясь увидеть босоногую девушку в ночной рубашке, бегущую через поля прочь от дома. Повернувшись в сторону церкви, я мысленно обращался к Мэри, умоляя ее и Генри оставаться внутри. И продолжал всматриваться в надвигающиеся сумерки.

Темнота сгущалась. Я понял, что, поднимаясь сюда утром, не сообразил прихватить свечу. Со двора доносился лай голодного пса. Я пожалел Гуппи — вряд ли его сегодня накормят. От напряжения у меня заломило плечи и шею. Я прилег на кровать, следуя старому солдатскому правилу: если врага нет поблизости, не стоит попусту терять время — лучше отдохнуть и набраться сил. Внезапно Мильтон, сидевший в нескольких футах от меня, протяжно заскулил от ужаса. Я подскочил на постели, решив, что он очнулся. Увы, какие бы видения ни пугали Мильтона, он находился далеко отсюда.

Из-за окна доносились ночные звуки: чириканье птиц сменилось редким уханьем совы. Затем послышался шелест дождя. Я прикрыл глаза.

Во сне я видел себя мальчиком лет пяти-шести, отец показывал мне, как разводить костер. Он очистил землю от травы и листьев и сделал небольшое углубление в почве. «Собери трут, — сказал отец, водя меня между деревьями и указывая на кусочки опавшей коры и чаги на стволах, — а также сухие ветви, чтобы поддержать костер». Затем он достал трутницу и разжег огонь. Я с восторгом наблюдал, как желтое пламя поедает мелкие сучки, облизывает более толстые ветки и ползет по ним все выше и выше. «Ты должен раздуть огонь как можно сильнее, а иначе он угаснет». Голос отца отдалился. Я присел возле костра и протянул к огню свои пухлые детские руки, но вдруг обнаружил, что это руки взрослого мужчины.

«Проснись, Томас», — снова раздался над ухом голос отца.

«Пожар!» — теперь его голос звенел от страха.

Я распахнул глаза и почувствовал жжение под веками. В голове плыл туман, в горле першило, а губы пересохли. Я втянул носом воздух и буквально подскочил на кровати — в ноздри мне ударил запах дыма, настолько едкий, что вызвал приступ кашля, хотя в самой комнате дыма не было. Тело совершенно не слушалось меня, я с трудом сполз с постели, как дряхлый старик. А затем увидел неровный свет под дверью — зрелище, приводящее в ужас любого человека: пожар!

— Мильтон! — воскликнул я.

Ответа не последовало. Если разбудивший меня голос и принадлежал ему, то это был неосознанный возглас, сам Мильтон по-прежнему бродил в лабиринтах своего сознания, не подозревая о грозящей нам опасности.

Я выглянул в окно. Если спрыгнуть вниз, есть риск вывихнуть лодыжку или даже сломать ногу, но, по крайней мере, остаться в живых. Но я не мог представить, каким образом заставить Мильтона сделать то же самое.

Или бросить его в горящем доме? Да, я знал, что смог бы сделать это. В моей душе так долго жила неприязнь к Мильтону, зародившаяся с первой нашей встречи. Мне ничего не стоило мысленно вернуться в прошлое и, ухватившись за привычное чувство, найти оправдание своему поступку. Да и вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову винить меня. И, главное, если я погибну в пожаре, кто позаботится о бедняжке Эстер? Куда она пойдет и кому еще причинит страдания?

Дым начал заползать в комнату отдельными тонкими струйками, которые постепенно превратились в густой поток. Однако жара пока не чувствовалось. Скорее всего, второй этаж дома еще не был охвачен огнем.

Я распахнул окно и полной грудью вдохнул чистый ночной воздух. Я пил его большими глотками, как прохладную воду, не ощущая ничего, кроме желания спрыгнуть вниз. С каждым глотком оно росло и росло, пока не захватило меня целиком: я готов был выброситься из окна.

Обернувшись, я снова посмотрел на Мильтона — призрачная фигура, неподвижно сидящая на стуле, — мой наставник по-прежнему даже не догадывался, что за тьма сгущается вокруг нас. Я подошел к нему, сгреб в охапку и перекинул безжизненное тело через плечо: «Ну же, пойдем, ученый ублюдок, я не собираюсь погибать тут из-за тебя».

— Томас!

Я уронил Мильтона обратно на стул.

— Томас, вы здесь?! — Голос раздался из-за двери, в нем слышались страх и надежда.

Мэри!

— Мы здесь! — крикнул я, внезапно охваченный тревогой за ее безопасность и радостью, что Мэри оказалась в доме. — Какого черта ты вернулась?! Я же велел вам с Генри оставаться в церкви!

— Ключа нет! — не обращая внимания на мои проклятия, отозвалась Мэри.

— Где горит?

— На кухне. Но огонь расползается по нижнему этажу. Я не могу остановить его.

— Мы выберемся через окно! — закричал я. — Ты тоже уходи.

— Эстер с тобой? — Мэри осеклась, захлебываясь в надсадном кашле.

— Нет. Она заперла дверь и сбежала. Думаю, она же и дом подожгла. Мы тут вдвоем с Мильтоном. Уходи! — Я тоже зашелся в кашле.

Мысль о том, что Мэри задохнется в дыму или лестница обрушится, когда она побежит вниз, вытеснили мысли о моем собственном спасении. И все же голос Мэри, зовущей из-за запертой двери, служил мне ниточкой надежды, он был моей путеводной звездой.

— Подожди! — крикнула она. — Я сейчас вернусь!

Когда Мэри ушла, ужасающее чувство одиночества захлестнуло меня. Страх, который в ее присутствии утратил остроту, вернулся. Он надвигался как ураган, пока не подхватил меня и не закружил с диким воем в своей воронке.

Я колебался. Ждать дольше становилось опасно. Я разрывался между желанием вытолкнуть Мильтона в окно — я готов был рискнуть его жизнью, — а потом прыгнуть самому и невозможностью уйти прямо сейчас, когда Мэри оказалась в горящем доме и, видимо, пытается помочь нам. Но, с другой стороны, случись с Мэри беда, я не смогу добраться до нее, оставаясь в запертой комнате. Положение казалось безвыходным.