Левиафан - Хелен-Роуз Эндрюс
— Она плохо с тобой обращалась? — спросил я, вспомнив тот ужасный голос, которым разговаривало со мной чудовище.
На самом деле в течение всего дня я ни на секунду не забывал о нем. Интересно, Мэри тоже слышала этот голос?
— Я бы так не сказала. Эстер вела себя крайне сдержанно. И благочестиво. Но вскоре я почувствовала что-то неладное в ее поведении.
— Что именно?
— Разные мелочи. Например, она следила за мной. Находясь в доме, я часто ловила на себе ее пристальный взгляд. А иногда, наоборот, казалась отсутствующей. Даже не сразу реагировала, когда обращаешься к ней. Однажды я зашла в ее спальню и отчетливо почувствовала запах подгнивших морских водорослей. Я обыскала всю комнату — и ничего. И животные в ее присутствии вели себя странно — собаки и лошади просто шарахались от Эстер. Джоан, кстати, тоже сторонилась твоей сестры.
— Джоан объяснила почему?
— Сначала нет. Она была робкой девушкой. Но потом призналась, что рядом с Эстер ей становится холодно. А в голову лезут мысли обо всех дурных поступках, которые она совершила. Джоан посоветовала заглянуть к Эстер ночью, когда та спит. Дескать, я увижу кое-что необычное.
— Что именно?
— Джоан отказалась давать какие-либо пояснения, просто сказала — загляни к ней. Я так и сделала. Прошла неслышно по коридору и приоткрыла дверь в спальню. И… прости…
— Что?
Мэри сделала глубокий вдох.
— Ладно, думаю, ты должен знать правду… Я заглянула в комнату и увидела, что Эстер находится в каком-то припадке — она билась в судорогах, изгибаясь всем телом. С губ слетали слова на каком-то непонятном языке. И смех… ужасный хохот, будто из самой адской бездны.
Я сам был свидетелем припадка, который описала Мэри, но старательно убеждал себя, что сестре просто приснился кошмарный сон.
— Да, — кивнул я, — мне тоже довелось видеть этот… припадок. Ты рассказала отцу?
— Нет! Как я могла?! — возмутилась Мэри.
— Понимаю, — пробормотал я. Действительно, Ричард Тредуотер приютил Мэри, а она вдруг начнет обвинять его дочь бог знает в чем. — Но кто-то ведь должен был… Джоан могла бы сказать матери, а та — моему отцу.
— Нет, она боялась. Мы обе боялись. Тебе, наверное, трудно понять: когда кто-то выдвигает обвинения против женщины, вроде меня или Джоан — бедной девушки, которая не может постоять за себя, — это одно. И совершенно другое — выступить против человека из более высокого круга. Да никто бы нам и не поверил.
— Да, с этим не поспоришь, — мрачно буркнул я.
— Мы сами предприняли меры: закопали обереги в четырех углах сада и вырезали «ромашки»[54] в нижней части дверных косяков, чтобы твой отец не заметил.
— Ведьмины знаки?
— Да.
— Боюсь, они бесполезны, — вздохнул я. — Эстер не ведьма. Зло, завладевшее ее разумом, имеет иную природу.
— Я просто хотела спасти твоего отца, как он спас меня, — с грустью проговорила Мэри. — Я стала больше времени проводить с ним. Да, признаюсь, я сыграла на его добрых чувствах и позволила мистеру Тредуотеру видеть во мне старшую дочь. Я старалась не оставлять его одного, чтобы зло, исходящее от Эстер, не причинило ему вреда. И это было моей ошибкой: недоверие Эстер превратилось в ненависть.
— И что она сделала?
— Она следовала за мной неотступно, как тень. Однажды обвинила в краже, будто бы я стащила какие-то безделушки у нее со стола. А в другой раз назвала меня ведьмой. Вот тогда-то я и поняла: впереди нас ждут большие неприятности. Я велела Джоан сделать вид, что она на стороне Эстер и верит ее наветам. Нельзя было допустить, чтобы Джоан лишилась места.
— А потом они пришли за тобой? — закончил я.
Мэри кивнула.
— Мой отец на тот момент был еще здоров?
— Да. Когда они явились, он поссорился с Эстер. Сказал, что обвинения были сделаны из зависти и что она больше не дочь ему. Эстер была в полном смятении. Но я верю, что… — Мэри сделала паузу, подыскивая слова, — верю, что она искренне считала меня ведьмой.
— Ты рассказывала эту историю Мэйнону?
— Нет, — твердо заявила Мэри. — Ничего хорошего из этого не вышло бы. Нас обеих приняли бы за ведьм. К тому же я не могла допустить, чтобы кто-нибудь заинтересовался моим прошлым. Вся моя надежда была на то, что обвинения Эстер рассыплются из-за отсутствия доказательств.
— В результате так и произошло. Но сперва тебе пришлось пострадать из-за интриг Мэйнона. — Я подумал об израненных в кровь ногах девушки, о ее синяках и ссадинах. Сердце мое заныло, я с трудом подавил искушение покрепче закутать ее в плащ и прижать к груди. — Мне очень жаль.
— Мне тоже. Но, боюсь, впереди нас ждут гораздо более серьезные проблемы.
— Это мои проблемы. Тебе нет нужды думать о них, — тяжело вздохнул я. — Сейчас моя задача — вернуть тебе брата, а затем… найти способ, как помочь сестре. А ты, куда ты пойдешь?
Голова Мэри поникла.
— Не знаю, — тихо ответила она.
Я колебался, прежде чем снова заговорить: не смел надеяться, что Мэри согласится.
— Если вы, ты и Генри, в состоянии оставаться под одной крышей с Эстер, можете пожить на ферме столько, сколько захотите.
— Давай сначала доберемся до фермы, — грустно улыбнулась Мэри, — а там посмотрим.
Глава 19
Я боялся, что она уйдет. Боялся остаться один. Но Мэри не ушла.
Теперь, когда не было отца, чтобы управлять нашими финансами и собирать плату с арендаторов, а Эстер больше не занималась домашним хозяйством — цыплята, огород, теплица, приготовление пищи, уборка… — я понял, сколько вещей в этой жизни молодой человек из обеспеченной семьи принимает как должное. Дела, которые отныне легли на мои плечи, не давали покоя ни днем, ни ночью.
Через несколько дней после возвращения из Уолшема стало ясно, что Мэри окончательно поселилась на ферме. Мы словно бы пришли к молчаливому соглашению: она больше не была здесь ни гостем, ни служанкой. И хотя я не раз задавался вопросом, в качестве кого Мэри живет в моем доме и как мне следует относиться к ее присутствию, она избегала разговоров на эту тему, предпочитая не
