Повести и рассказы - Джо Хилл

Он медленно развернулся на месте, мокрая листва хрустела под каблуками. В животе снова возникло тупое, будто от удара чувство. Начал накрапывать дождь, холодные капли жгли шею, и это — а ещё обещание её записки — заставило его зайти внутрь.

Дождь и ветер соревновались в громкости. Ливень грохотал по крыше, а шквал выл в окнах. Когда он бросил ветровку на спинку кресла в гостиной, телефон всё ещё был в кармане.

Деннис искал записку. Худи, которое он дал ей, аккуратно лежало на кухонном столе, но никакой записки рядом не было. Проверил холодильник. Ничего. Мелькнула мелодраматичная мысль, что она могла оставить её на его подушке, но в спальне он нашёл только неубранную кровать. Он был трезв, будто только что пробежался, принял душ и выпил кофе, но мочевой пузырь был полон красного вина, так что он зашёл в ванную с единственным окном, выходящим в тёмный двор. Стоял там с членом в руке, пытаясь начать. Тогда и осенило: никакой записки нет, потому что ей двадцать, а в двадцать никто не пишет настоящих бумажных писем. Она имела в виду email. Он издал хриплый, полунасмешливый вздох, закрыл глаза и начал писать.

Когда он поднял взгляд, синяя молния рассекла ночь, и на мгновение двор стал ярким, как днём. Сикамор стоял прямо за окном ванной, один из тех гнилых мёртвых глаз в чёрном стволе слепо и яростно смотрел на него. Он вскрикнул, развернулся, сердце болезненно дрогнуло в груди, но было уже поздно. Сикамор рушился на дом, его могучие сучья тянулись к нему. Стекло разлетелось в лицо. Стена рухнула. Тьма накрыла мир.

…

Он был ещё жив.

Деннис выкарабкивался из бессознательного состояния с усилием, казавшимся физическим, будто выбирался из трясины по пояс. Он знал, ещё до полного пробуждения, что бедренная кость правой ноги раздроблена. Чувствовал, как осколки шевелятся и скрежещут внутри.

Дождь хлестал через разрушенную стену. Дерево раскололось при падении. Две трети застряли на крыше. Остальное лежало на его ноге. Оно весило как машина. Он чувствовал запах развороченного дерева — гниль и сырой мох. А под ним — металлический душок собственной крови. Наверное, он попытался увернуться, рванув к ванне. Только так можно объяснить, почему его не размазало в лепёшку.

Свет вырубило, в ванной было полутемно. Огни Ороно слабо желтели под облаками. Он видел достаточно, чтобы заметить: крыша над ним прогибается под тяжестью дерева. Плитки потолка рассыпались и упали на него. Балки чердака трещали и ломались. Он услышал скрип и хруст дерева, зажмурился от пыли и задался вопросом, сколько ещё продержится крыша.

Он нащупал карман — телефон был в ветровке, в гостиной. В руке оказался только складной нож. «Иисус и бойскаут. Немного запоздало — тыкать им в дерево», — подумал он. Рассмеялся бы, если бы боль в бедре не становилась острее, будто в него вогнали вертел и начали крутить. Крыша скрипнула, и одна чёрная битумная черепица слетела вниз, как подбитая летучая мышь.

Он размышлял, насколько всё плохо и сможет ли он продержаться до помощи. Жена проверит его через день-два… нет, она на неделе в Кейп-Коде, а её звонки он обычно игнорирует. Кто ещё мог зайти? Почтовый ящик — у въезда, так что даже почтальон не доезжает. Он попытался подвинуться, чтобы выглянуть в дверь спальни, и боль взорвалась, будто по ноге ударили кувалдой.

Деннис закричал. Через мгновение кувалда ударила снова, но теперь у него не хватило дыхания даже на стон.

Когда боль наконец отступила, он обнаружил, что сжал руки в кулаки. Разжал пальцы… и понял, что всё ещё держит нож.

Одна из балок чердака треснула с грохотом выстрела. Дерево просело ещё на фут, сучья рвали черепицу, разбрасывая её. Оно всё ещё держалось на последних балках. Воздух был наполнен пылью.

Нечего ждать почтальона. Нечего надеяться, что Хелена заглянет через пару дней. У него не было дней. Сомневался, что есть даже час. На крыше лежало пару тонн дерева, а дождь делал его только тяжелее. Оно могло рухнуть в любой момент, а силы не бесконечны. Уже сейчас голова кружилась от слабости.

Деннис всхлипнул — от горя, подумал он, хотя самому себе это звучало почти как смех. Он перевернул в руках нож, священный нож. «Мы остановили его здесь». Вряд ли он достаточно остёр, чтобы перепилить кость… но и не нужно. Бедро уже превращено в фарш.

Он ещё мог оставить себе жизнь, если очень захочет. Он опозорен, но не исключено, что сможет что-то изменить, если не умрёт здесь. Священный нож бесполезен против дерева, но кто знает, в какой форме может явиться благодать?

На чердаке одна из оставшихся балок издала протяжный скрип. Ветер завыл, и сикамор зашуршал листьями в экстазе. Он расстегнул ремень, дёрнул его и обмотал вокруг бедра. Затянул, пока не стало больно, затем ещё сильнее. Провёл потным большим пальцем по рукояти ножа, вдохнул полной грудью — и на этот раз действительно рассмеялся.

Если резать быстро и хватит сил, подумал Деннис, он ещё может совершить чудесный побег из этой западни. Он щёлкнул запястьем, и лезвие выскочило из рукояти. Он смеялся, когда начал пилить ножом свою ногу, и продолжал смеяться — почти минуту — пока смех не превратился в крик.

Перевод: Павел Тимашков

1

Сборник «Призраки двадцатого века» выходил в нескольких редакциях. Данное издание является самым полным. В нем добавлены рассказы «Бобби Конрой восстает из мертвых», «Спасённый», а также 9 глава рассказа «Черный телефон» (прим. составителя).

2

Джеймс Стюарт — американский актер, сыгравший главную роль в фильме «Мистер Смит едет в Вашингтон» (прим. перев.).

3

Намек на известные слова из эпиграфа к роману Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол»: «Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе». Цитата принадлежит английскому поэту Джону Донну (1572–1631).

4

Евангелие от Луки, 2:19.

5

Управление промышленно-строительными работами общественного назначения (Works Progress Administration, WPA, англ.), 1935–1943 гг. — независимое федеральное агентство, созданное в США в 1935 году и ставшее ведущей силой в системе трудоустройства миллионов безработных, в основном неквалифицированных мужчин, при проведении Нового экономического курса.

6

Гувервилль — появившийся в США в начале 1930-х годов термин, которым назывались поселения из палаток и лачуг, построенные американцами, потерявшими жилье и работу в результате Великой депрессии 1929–1933 годов.