Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев

Да как он смеет? Воистину, разговоры с этой тварью не стоят той моей крови, которой я записываю слова султана!
10 001 год от Сотворения Мира
6 Харара
Султан сказал:
ТЫ БЫЛ КОГДА-ТО ВЛАСТИТЕЛЕМ СНОВ. НО ТЕПЕРЬ ТЫ САМ ПОГРУЗИЛСЯ В СОН, ОН ВЛАСТВУЕТ НАД ТОБОЙ.
ОСТАНОВИСЬ, СТАРИК.
ПОКА НЕ ПОЗДНО. ПРОСНИСЬ!
10 001 год от Сотворения Мира
9 Харара
Султан молчал. Ну пусть и дальше молчит. Он не бросит меня. Он не нарушит договора. Я знаю это. Он нуждается во мне не меньше, чем я в нём.
10001 год от Сотворения Мира
13 Харара
Сегодня будет побоище — Вечная Брань. Тогда я буду на пике силы — и попытаюсь взять Ангела Илы. Султан предостерегал меня, но дольше ждать я не намерен. Принцесса вынюхивает, я чую её взор. Её глаз рыщет по этим горам и этой пустыне. Но пока со мной Султан — эта шлюха мне не страшна.
Получив Ангела — я стану непобедим.
Ила уже достаточно верен мне, а после побоища — отдаст мне свое сердце и душу. Они все отдают. Сделаю Илу старейшиной, чтобы действовать наверняка. И я стану подобен древнему царю Сулейману, величайшему мистику, и Ангелы покорятся мне, и джинны.
Но после побоища нужно ехать. Нужно больше мюридов, нужно взять их. Я чую пятерых, но принцесса их тоже чует. Я должен взять их первым!
Этим дневник обрывался.
Я успел прочесть небольшую часть фолианта, лишь отдельные фрагменты, но этого хватило, чтобы составить общее впечатление. Меня физически тошнило от того, что я только что прочел, от того, к чему человек, звавший себя шейхом Эдваррой, в конце концов пришел, от того, чем он кончил свою долгую жизнь.
Это был ужасный документ, возможно самый богохульный и нечестивый из всего, что было записано людьми за всю историю человечества. Шейх пытался стать Творцом, богом, подумать только… И во всем следовал советам неведомой твари, обитавшей под обителью. А в конце предал эту тварь, также как предал раньше меня и всех своих послушников, а еще раньше — секту «Аль-Хальмун», а еще раньше — собственную семью и собственного отца…
Череда ужасных предательств — вот чем была вся жизнь шейха Эдварры, длившаяся почти семь веков. И вот чем эта жизнь закончилась — вырезанным сердцем, моим кинжалом в глазу шейха, пожиранием его тела неведомым чудищем.
Я так и не понял, что такое султан, да этого наверняка и сам шейх до конца не понял.
Но я твердо знал одно — я не собираюсь идти путем шейха, я не возьму себе из этих записей ничего — ни одной «мудрости», ни одной мистической практики. Ибо это — темнейшая тьма.
Но возможно среди документов шейха есть и истинная мудрость? Мне хотелось швырнуть летопись жизни шейха в уже догоравший костер, но я не стал этого делать. Документ мог еще пригодиться, я был должен, обязан прочесть его целиком. Я отложил темный гримуар и взялся за свиток, обнаруженный в том же черном ящике.
Аль-Маякки-ШЕК, «Поэма о Дыме».
Этот свиток явно древнее дневника Эдварры, скорее всего — древнее даже самого Эдварры. Наверняка этот свиток украден шейхом в секте «Аль-Хальмун», шейх просто забрал его себе, после того, как сдал секту принцессе. А значит — здесь возможно обнаружится настоящее знание.
Я нежно снял со свитка ремешок, развернул.
Поэма оказалась совсем короткой, написано было на архаичном классическом джахарийском. Написано не кровью, но и не чернилами, а сияющим нафашем — золотой мистической энергией.
«Поэма о Дыме»
В начале горел огонь,
Огонь был совсем одним
Но вспыхнул огонь и вот —
Огонь источает дым.
Некому было увидеть
Никто не знал наверняка
Некому осязать и некому слышать —
Как дым произвел облака.
И облака стали падать,
И облака научились есть,
Каждое ощутило радость,
Каждое облако кричало: «Я ЕСТЬ!»
Играли облачки в игрушки,
Кто-то назвался мамой, а кто-то отцом,
Но самое умное — назвалось сущим,
Самое быстрое — назвалось Творцом.
И принялись облака любиться,
И стали сражаться — сейчас и впредь
От любви облаков родились детишки,
От войн облаков — родилась в мире смерть.
Чем больше облака любили и играли —
Тем больше увлекала их война.
А потом все разом вниз упали —
И кто-то им придумал ИМЕНА.
Простерта враз была над облаками
Могучая и черная рука.
И полетели вниз, они упали!
Тяжелыми вдруг стали облака.
Они забыли про себя самих,
Они забыли про первичный пламень,
Ведь ИМЯ было каждому из них —
Как утопавшему на шею тяжкий камень.
И память вмиг ушла из облаков,
Была забыта первая мистерия,
И самое тяжелое из них
Сказало: «Я не дым, я есть материя»
Но это было лишь начало бед
Что облака преследуют вовек,
У облаков вдруг появилось ЭГО
Сказало облако: «Ну нет, я человек!»
И разделялись дальше облака,
И становились краткими и длинными,
А те, кто забывал свои святые имена —
Не медля воплощались в мире джиннами.
Кусавшие другие облака,
Отдавшиеся ярости спонтанной,
Укравшие чужие имена —
Те становились злобными шайтанами.
Другие же пытались вверх взлететь —
Стремились в небеса, не в глинозём,
Такие облака сейчас и впредь —
Мы Ангелами смело назовем.
Таким стал мир, таким для человека
Он стал везде, возник и тут и там.
Но мудрый знает — есть у мира ЭГО
У ЭГО имя есть, оно — «султан».
От века к веку облака твердели,
И друг на дружку облака легли,
Забыли облака, на самом деле —
Забыли, что есть мир, что есть они.
Запуталось все сильно за века,
Перемешалась облачная глыба,
Но мистик знает, знает он наверняка —
Дым был, дым есть
И дым остался дымом.
Остались облаками — облака.
* * *
И мистик видит мир не плоским, но объемным,
При свете Солнца, а не при Луне.
«Как ты поднимешь камень, сотворенный неподъемным?»
Отвечу — «Подниму его во сне».
Ведь сон — оружие, любой поднимет камень,
И разорвет все цепи от оков,
А посреди всех ложных облаков —
Горел, пылал, как прежде пламень.
Горел единый, вечный во Вселенной
И будет там гореть всегда —
Все тот же
Безымянный
Неизменный.
* * *
Горит ночам он, горит и днём
И мистик покидает облака
И зажигает вместо них огонь.