Десять тысяч дней осени - Александр Мендыбаев
Голос на том конце линии стал тихим, вкрадчивым и смертельно опасным.
— Так говоришь, сделать ничего нельзя?
— Нельзя, Закир-ага. Парень — фарш. Мы его даже до больницы…
— Передай рацию старшему.
Снова было слышно, как рацию приняли, прибавив громкость.
— Прием, Закир-ага. Алло, Жолбарыс…
— Доктора оставьте в покое. А бедолаге… бедолаге помогите, чтоб не мучился.
Рация отключилась. Алмаз завопил на весь коридор:
— Эй… Эй, не здесь! Не здесь!
Когда Дархан уже хотел броситься на помощь, раздался звонкий выстрел и вслед за ним крики Алмаза:
— Что вы творите, что же вы, суки, творите⁈ Эй, заберите его с собой. Заберите…
Не выдержав, Дархан выскочил из комнаты, но застал лишь серый запах пороха, растерянного брата над изуродованным трупом да топот убегающих по лестничной площадке ног.
* * *
Тело, завернутое в простыню, тащили вдвоем. Алмаз, зная о ранах брата, хотел все сделать один, но Дархан не позволил. Погрузив тело в люльку мотоцикла, Алмаз отправился во вторую ходку — за ружьем.
— Я сейчас. Я мигом. Тут ров неподалеку.
Дархан с удивлением посмотрел на брата.
— Ты хочешь этого бедолагу в ров… как собаку какую-то?
Алмаз скорчил лицо.
— Ой, не начинай. Запоешь сейчас — не по-мусульмански, не по-христиански. Думаешь, если бы Бог твой был, мы бы в этом аду оказались?
Вспыхнув, Дархан, схватил брата за грудки.
— Послушай! Есть ли Бог или нет, надо людьми оставаться. Давай его родне отвезем.
Алмаз зашелся от истерического смеха.
— Ой, не могу. Родне… С пулей в башке. Доброй ночи, вашего родственника слегка застрелили люди Закира, — грубо стряхнув руки Дархана, Алмаз вмиг посерьезнел и сказал, — да за такое повесят на ближайшем суку.
Подумав несколько секунд, Дархан сказал:
— Лопата найдется? Нельзя человека вот так бросать.
Глава 3
Остаток ночи и целое утро братья возились с могилой. Видел Дархан в своей непростой жизни вещи и пострашнее. И все же, людей при тебе убивают не каждый день. По дороге назад Алмаз тараторил без умолку.
— Может и хорошо, что так. Ну что ему эти десять-пятнадцать минут. Не спасти. Ты же сам видел — полный фарш. Словно взрыв какой-то. А так… помогли ему что ли…
Дархан качался в люльке и думал о чем-то своем. Розовел на горизонте рассвет. На пустынных улицах тьма лениво уступала место синему утру. Заметив группу людей, Алмаз резко свернул в проулок. На ходу одной рукой он накинул кожух на Дархана.
— Спрячься. Да спрячься ты! Не надо, чтобы тебя видели.
Откуда-то из-под кожуха донеслась глухая речь Дархана.
— Они что, с лопатами шли?
— Полевые работы. А с ними — конвой. Охрана.
— Преступники что ли?
— Ну какие преступники? На картошку это. Не управились за сентябрь. Жрать городу надо? Вот и ходят, пашут, сеют, собирают. Есть и охотники у нас. Тут вяхирей до черта расплодилось. Вкусные, с лапшой-то. И пшеница у нас есть, и овощи. И яйца куры несут. Даже утки и гуси есть. За всем этим следить надо.
— Прям благодать какая-то. А конвойные зачем?
— Диких животных тоже немало стало. Меньше людей, больше животных. Волки, шакалы. Собаки одичалые. Но не для них конвой. В последнее время отморозков расплодилось. Беззащитных стариков в квартирах грабят. На склады нападают. Закир только и успевает…
— Что? Что он успевает?
Дархан снял чехол. Они неслись по пустынной улице. До дома оставалось совсем немного.
— Нас тут совсем мало осталось. Хочешь еды и защиты — работай. Закир распределит. Но есть особо охреневшие. Шарятся целыми днями по домам, вещи ценные ищут. Потом на черном рынке сбывают. Батарейки очень ценятся. Электричества совсем мало.
— Значит все-таки есть.
— Есть. У нас тут умелец один собрал электростанцию на угле. Угля жрет немерено, но все же выдает кое-что. Рации, там, зарядить. Телефонную станцию поддержать. Ну и радио.
— Нахрена вам радио, если ничего не ловит?
— Так чок же, — Алмаз осекся, —радио, говоришь? Там Дархан вещает… Есть время, когда радио обязательно работать должно. Так передаются вести. Ну а телефон, тот у избранных стоит.
— Как у тебя?
— Да. Нас, врачей тут, на весь город не больше пяти. Все наперечет. Только я не только врач, мы с Шарой еще и хлорку готовим.
— А она-то вам зачем?
— Артық только ее боится. Хлорка — на вес золота. Замешкаешься, хана.
Алмаз резко отвернул мотоцикл, но Дархан все равно успел заметить болтающегося в петле человека со связанными руками. На шее у него висела картонная табличка, где черной тушью было жирно выведено на казахском — «Тонаушы». Под ним располагался русский перевод — «Мародер». Словно оправдываясь, Алмаз буркнул:
— Ну а как иначе? В городе ни власти, ни полиции. Ходят всякие отморозки. Раньше хоть просто грабили. А сейчас убивают. Чтобы свидетелей не оставить. И у Закира на всех людей не хватает. Полгорода его уже ненавидит.
— За принудительные работы?
— За родственников. Артықу раз в две недели жертва нужна. А то и чаще. Иначе придет внезапно и ничего с ней не сделаешь.
— Кого же он ей таскает? Преступников?
Алмаз ухмыльнулся.
— Этих тоже. Хотя они на коленях молят, чтобы их просто расстреляли или хотя бы повесили. Родня, какая осталась, любые деньги отдаст лишь бы Артықу не тащить. Хуже, когда преступников нет.
— Тогда кого?
— Жребий.
— И Закир тоже в нем участвует?
Алмаз подогнал машину к подъезду. Сняв шлем, устало вытер рукавом взмокший лоб.
— Нет, Закир, патруль, работники, врачи, хозсслужбы, короче все ценные люди освобождены. Есть списки. Их, кроме Закира, никто не знает. И за каждым могут прийти. Что она с людьми творит — одному дьяволу известно. Да только по перекошенным от ужаса и боли лицам тел, которые мы потом находим ясно, что ничего хорошего. Вылезай давай, домой пора.
— Слушай. Давай посидим еще немного. Такое утро свежее. Задолбала эта проклятая квартира. Ну что с нами тут случиться? А? Алеке? Посидим немного, а если что, я тут же в подъезд шмыгну.
* * *
Второй час они сидели и громко смеялись на узкой скамеечке, которую некий умелец умудрился пристроить между стволов двух гигантских тополей. Тополя все
