Железный Аспид. Мир - Н. Мар

Биолог недоуменно смотрела на Чесс.

— Дети… Они что, не могли превратиться в… детей? Неужели я обидела бы…

— Это фундаментальное заблуждение. Эзеры — они тебе не люди-оборотни. Они насекомые, способные превращаться в людей. Их дети вообще до первой линьки выглядят, как личинки или нимфы. В год они переходят на стадию имаго. Растут, учатся, но превращаться еще не могут. Если не лупить их кабелерезом, то годам к семи они доживут до второй линьки, и вот тогда уж станут похожи на папашу. Хах, если их мать не гулена! Хотя пацан определенно псих. Бритцевы гены, — Чесс отерла засыхающие потеки, кровь наконец унялась, и она встала. — Лучше скажи, как звать тебя. Давай, имею же я право знать, кто переплюнул меня в строптивости.

Опять врасплох. Самина заблеяла что-то в ответ, но Чесс махнула на нее рукой.

— Ладно, полно кудахтать. Покраснела вся. Врать — искусство, это талант надо иметь. А я-то все думала, где я тебя видела… А как жизнь перед глазами стала пролетать, так и вспомнила.

Она развернула экран, где беззвучно шла запись, самая популярная за последнее тысячелетие на Бране: процесс над Эйденом в зале суда. Чесс увеличила ряд зрителей на нижней ложе. Самина узнала себя. Нити дополненной реальности писали имена над каждым гостем и пару слов о них.

— Вот же дерьмо… — выдохнула биолог. Да гори оно, в самом деле, ядерным пламенем. Не шифровалась никогда, нечего было и начинать.

— А ты не такая уж мрачная, когда не воображаешь из себя, — Чесс приятельски хлопнула девушку по спине. — Выдохни, сестренка. Я не выдам. Некому! Знаешь, за что меня посадили?

Самина мотнула головой.

— За госизмену! Я не дружу с полицией, не дружу с советниками. Не люблю и твоего названного папашу… ты уж прости. И уж коли наш растреклятый таракан вдруг ползет против системы, чем я его хуже?

— Да уж.

— Ладно, пойду я помоюсь да вздремну.

Она ушла, опираясь на косяки. Самина приложила ладонь к груди и слушала трепыхание сердца. После избавления от необходимости врать — хотя бы здесь, на корабле, хотя бы в этом недолгом полете — стало легче. И вообще настала пора брать себя в руки. Размазня! Эволюция только и ждет, чтобы выбраковать слабых. А она вот уже несколько дней — жалкая, как хромая газель. У себя в каюте девушка умылась, растерла лицо полотенцем, чувствуя, что этого прилива крови недостаточно. Тогда она со всех сил хлестнула себя по щеке. И застонала: крепкий, честный вышел удар.

— Что ты как сопливая тряпка? — взъелась она на отражение и хлестнула по другой щеке. На этот раз она зарычала. Р-р-р! Все. Она жива. Она потеряла Бена, но пора признать, он сам к этому шел.

— Ты был ни в чем не виноват, но тебя предупреждали, твою мать! — зеркало запотело от ее крика. Бесконечно жаль, но все так. Все так.

Она улетит на Халут и скроется — от всех. И от андроида. Империя опять станет для нее чем-то далеким и неясным, больше не будет касаться ее жизни. Ни единой гранью. А на Халуте, говорят, тепло и много чистых озер.

«Сэм, ты… такая красивая…»

Да что ж такое! Р-р-р!

Удар, и зеркало расцвело трещинами.

Глава 16

О том, как можно просто взять — и без проблем куда-то добраться

По всей палубе модуля валялись части разбитого кейса для мозга. Шиманай тревожно суетился над ними, вот уже который день прилаживая битую колбу к основанию контейнера. Они подлетали к Алливее. Ирмандильо был заносчив, как сердитый байбак, и Эйден проводил время с профессором. С меньшим из двух зол.

— Самое печальное — субстрат разлился, а где взять свежую кислородную сыворотку?

— Я думаю, на планете растений кислород — не проблема, — предположил робот. — Вот увидишь, окажется, что они не знают, куда его девать.

— Не имитируй стыд, андроид. Хотя… рядом с тобой меня скорее вместе с контейнером прихлопнет.

— Можно заспиртовать твой мозг, — предложила амадина. — У меня тут полным-полно эольского токсидра.

Эйден дал ей знак не подливать масла в огонь. Это была его прерогатива.

— Серьезно, Шима, токсидр веселей кислородного субстрата.

— Я пас. И вообще! По мне, так императору недостойно и дышать рядом с бордельными коктейлями.

— Ой, Шима. Не поверишь, сколько достоинства надо растерять, чтобы дышать свободно.

Модульный комм разразился сигналом всеобщей тревоги:

— МЫ ПРИБЫВАЕМ К ГРАНИЦАМ АЛЛИВЕИ. СТАРШЕМУ ПОМОЩНИКУ СРОЧНО ЯВИТЬСЯ НА МОСТИК!

Дорвавшись до реальной власти, Ирмандильо присваивал им должности и звания по мере надобности. Эйден оставил Шиму корпеть над контейнером и поспешил исполнить приказ. Тарталья был пирожком снаружи и силикатным кирпичом внутри. Против его тирании бесполезны оказались не только хитрость и опыт дипломатии, но и, к огромному сожалению Эйдена, сарказм. Если б в уставе звездного флота учли возможность стегать офицеров портупеей, Тарталья не раз попытался бы этим воспользоваться. Но пока длился полет, а летели они целую неделю, цены ему не было. Способный оставаться без сна дольше остальных, он бдел над варп-консолью днем и ночью, отвлекаясь лишь на экспресс-зарядку в своем модуле. Эйден бессовестно дрых первые двое суток, а после готов был простить Ирмандильо абсолютно любую деспотию в свой адрес. Хоть за то уже, что проснулся.

Шима не разделял беспечности синтетика. Он отдыхал только в перерывах между скачками, отвергал робикана-шоты и тщательно избегал личных встреч с Пти. Та исправно подавала отчеты батарей своего модуля, принимала соблазнительные позы и осыпала пыльцой старших по званию (согласно уставу притонно-бордельной службы), Обедала, кажется, жвачкой и видами из окна.

Эйден по трехсотлетней привычке оправил китель перед тем, как взойти на мостик.

— Здравствуй, Ирмандильо, — он занял свое место и звякнул правой кистью о штурвал. По правде, ему нравился этот звук. Не позволял забыть, кто он таков, а то в последнее время у него с этим разладилось.

Пилот деловито кивнул и открыл иллюминаторы. В космосе развернулось что-то невероятное. Планеты Алливея — в привычном смысле этого слова — не существовало в природе. Были только три широких и твердых кольца вокруг пустоты. Одно кольцо ровно входило в другое, а то