Худшие шпионы в секторе - Скайлер Рамирез
О да, конечно, у меня была и жизнь вне флота с Карлой, пока мы были женаты. Но всеми деньгами распоряжалась она, и нам их, кажется, всегда хватало. Я всегда подозревал, что старина Ужасный Терренс подкидывает ей деньжат втайне от меня, чтобы дополнить мое скудное офицерское жалованье. Олифанты — шишки в прометеанском обществе, и у них куча денег из таинственных источников. Так было не всегда, но отец Карлы каким-то образом умудрился выбиться из грязи в князи, и все это — на скромном государственном жалованье. Мутная история, знаю.
Ладно, честно говоря, я знал, что тесть дает нам деньги. Просто никогда не хотел в этом признаваться, даже самому себе. Это ведь вопрос мужской гордости — самому обеспечивать себя и жену, не принимая ничьей милостыни. Но, женясь на Карле, я прекрасно понимал, что у нее дорогие привычки. В ее шкафу и так ломились полки от туфель, а она все покупала и покупала новые. Так что она, очевидно, брала папочкины деньги, не говоря мне, а я никогда не спрашивал. И мы оба более-менее счастливо жили в этом самообмане.
Пока все не кончилось. Впрочем, разлучили нас не деньги. Скорее, то, что я стал массовым убийцей. Но я отвлекся.
В общем, я просто хочу сказать, что только сейчас начинаю понимать: я понятия не имею, как на самом деле устроена вселенная. Я не знаю, как платить по счетам и что вообще входит в эти счета при содержании звездолета. И от одной мысли, что придется в этом разбираться, у меня раскалывается голова… а может, это похмелье со вчера или с позавчера. Иногда уже и не разберешь.
Как бы то ни было, не собираюсь я сейчас возиться с какими-то таблицами и прочей скукотищей, чтобы выяснить, до какой степени мы с Лин разорены. Ведь содержание звездолета — дело дорогое. Моих познаний вполне хватает, чтобы это меня пугало. Топливо, вода, провизия, рабочее тело для маневровых двигателей, зубная паста, мыло… и выпивка. Про выпивку забывать нельзя. Агент Королевского Креста Хезер Килгор, когда позволила нам угнать «Странник» со станции «Герсон» — подозреваю, это был корабль, который она припасла там для личного пользования, — любезно оставила на камбузе несколько бутылок хорошего алкоголя. Но все, что я не успел выпить, Лин вылила в раковину.
Есть выпивка, нет выпивки — нам нужны деньги! Иначе наша новая жизнь под именами Бена Лопеса и Дженнифер Ким окажется короткой и нищей. Кстати, ненавижу новое имя, которое выбрала для меня Килгор. В школе меня травил задира по имени Бен.
Прошел всего день с тех пор, как Джессика отобрала у меня последнюю каплю скотча, но все эти мысли о деньгах напоминают мне, почему я ненавижу быть трезвым.
— Я лишь хочу сказать, капитан, — раздался в маленьком камбузе голос Лин, вырвав меня из раздумий, — что все это сработает, только если вы возьмете на себя командование и будете капитаном.
Я смотрю на нее через стол и дымящуюся тарелку восстановленной картошки, от которой я отчаянно затосковал по стряпне уорент-офицера Хоуга с «Персефоны». Честное слово, никогда бы не подумал, что буду скучать хоть по чему-нибудь с того корабля.
— Видишь ли, — отвечаю я, насаживая на вилку очередную размякшую картофелину и для убедительности указывая ею на Джессику, — дело в том, что я больше не капитан. А ты больше не лейтенант-коммандер, Джессика. Мы больше не во флоте, так что нам не нужно мыслить этими категориями. Мы можем стать кем захотим. Например, клоунами.
Она смотрит на меня с недоверием. А это, разумеется, значит, что мне нужно объясниться. Кажется, с ней мне приходится делать это довольно часто.
— Нет, серьезно. Когда я был ребенком, мы с мамой однажды ходили в цирк. Я видел, как из крошечной ракеты вылезло штук пятнадцать клоунов, и подумал: как, должно быть, круто быть клоуном и путешествовать по галактике в маленьком звездолетике с четырнадцатью лучшими друзьями. Года два я только и мечтал стать клоуном, пока кто-то не сказал мне, что во флоте разрешают стрелять. А клоунам стрелять не положено.
Она все еще хмурится, пытаясь решить, серьезен ли я — а я серьезен — или издеваюсь над ней — что я тоже делаю. Так что я поступаю, как большинство парней, севших в лужу перед симпатичной девушкой: решаю гнуть свою линию.
— Да ладно, Джессика. Ты что, никогда не хотела стать кем-то, кроме флотского офицера? Или ты вернулась из роддома, уже отдавая честь родителям и цитируя устав?
Она качает головой.
— Не знаю. Я так далеко не помню.
М-да. Если она и дальше будет упорствовать в своем полном отсутствии чувства юмора, эта новая жизнь покажется нам обоим очень долгой. Хотя нет, неважно, мы ведь раньше умрем от голода, когда кончится еда, а денег на новую не будет. Но умирать от голода мы будем, изнывая от скуки.
— Послушай, Брэд, — она впервые называет меня по имени с тех пор, как вчера обозвала идиотом. Оно звучит в ее устах так чужеродно, словно ей совершенно не пристало обращаться к кому-либо иначе, чем «сэр, есть, сэр, сию минуту, сэр!».
— Я не помню, кем хотела стать в детстве, — продолжает она, — но я знаю, кто я сейчас. И хотя меня… вырвали из флота, в душе я все еще флотский офицер. И ты тоже. И если мы не будем держаться за то, что умеем, тогда…
Она умолкает, и я вижу, как ее глаза начинают наполняться слезами. А мне совсем не хочется второй день подряд чувствовать себя последней сволочью из-за того, что довел ее до слез. Даже у массовых убийц должна быть какая-то черта. Так что я решаю, что капитуляция — лучшая из доблестей.
— Ладно. Я снова капитан. Довольна? Но ты не можешь быть старпомом, не на гражданском судне. Люди заподозрят неладное. Так что ты мой первый помощник. Ясно?
Она кивает, и по облегчению на ее лице я понимаю, что она и впрямь хватается
