СФСР - Алексей Небоходов
Теперь, глядя на знакомые дома и улицы, Аркадий понимал, что утратил способность испытывать это простое счастье. Оно стало казаться иллюзией, чем—то далёким и невозможным. Он попытался вспомнить, когда исчезло это чувство, растворившись постепенно и незаметно. Наверное, именно в этом и была главная потеря – не в событиях, а в медленном угасании прежнего мира.
Сегодня в Первопрестольске люди не улыбались без причины. Улицы были тихими и пустыми, а парки – стерильными и официальными. Даже деревья росли строго по линиям, аккуратно подстриженные по инструкции. Ладогин думал, что где—то глубоко внутри он остался тем мальчишкой, для которого мир был прост и открыт. Но тот мальчик теперь молчал, глядя на происходящее глазами взрослого, разочарованного и уставшего человека.
Он открыл глаза и увидел площадь Победы. В центре возвышался памятник, всегда казавшийся ему вечным. Но сейчас он выглядел холодным и отчуждённым. Аркадий пытался ощутить связь с этим местом, с камнем и бронзой, но её больше не было. Всё, что когда—то наполняло его смыслом и теплом, исчезло.
Ладогин ощутил горечь. Не злость, не разочарование, а именно горечь – от того, что надежды детства не сбылись. Взрослая жизнь оказалась совсем иной, не хуже и не лучше, просто чужой. И теперь он не знал, какая жизнь настоящая – та, из его памяти, светлая и беззаботная, или эта – спокойная, наполненная серостью и неопределённостью.
Машина свернула на улицу, где когда—то стоял его дом. Аркадий взглянул во двор и увидел только новое офисное здание с зеркальными стёклами. Дома его детства давно не существовало. Это было частью новой реальности, где прошлое теряло своё значение.
Воспоминания уходили постепенно, и он не сопротивлялся этому. Просто наблюдал, как город равнодушно заменяет прошлое настоящим. Аркадий понимал, что в его жизни осталось мало вещей, способных пробудить прежние эмоции. Теперь воспоминания приносили не только радость, но и горькое осознание невозвратного. И это было самое болезненное из всех знаний, которыми он обладал.
Автомобиль двигался дальше, а Аркадий всё думал о том, каким видел мир раньше. Эти размышления не облегчали, лишь подчёркивали контраст между прошлым и настоящим. Он не знал, куда ведёт его эта дорога, но понимал, что пути назад уже нет.
Машина мягко скользила по вечерним улицам Первопрестольска, и Аркадий задумался о прошлом страны, в которой прожил всю жизнь. Славянская Федеративная Социалистическая Республика – СФСР, как её называли кратко, была молодой, но уже уверенной в себе державой. По крайней мере, так всегда утверждали телевизор и газеты, а у Аркадия не было причин сомневаться в официальных формулировках.
Он не застал времён распада Советского Союза, но слышал о них немало. Аркадий вырос на рассказах, как вместе с независимостью в СФСР пришли хаос и беспорядок. Сначала народ ликовал, на улицах танцевали и пели, а затем эйфория сменилась тяжёлой реальностью. Лихие девяностые, рассказывал отец, были временем беспредела и страха, когда действовали только законы силы и денег.
Сын слушал своего отца внимательно и представлял опустевшие полки магазинов, перестрелки средь бела дня, улицы, по которым было страшно ходить после заката. Сейчас всё это казалось диким и неправдоподобным, словно речь шла о чужом мире.
Порядок стал возвращаться в начале двухтысячных. Аркадий хорошо помнил, как отец одобрительно говорил об этом времени. Тогда к власти пришли люди, не боявшиеся жёстких решений. Они очистили улицы от криминала, вернули в страну закон и дисциплину – пусть и строгими методами. Иного выхода, убеждённо говорил отец, просто не было.
В то же время в России, считавшейся старшим братом СФСР, также наводили порядок. Российские новости Аркадий смотрел с интересом, чувствуя гордость за союзника и уважение к его мощи. Связи с Россией были ключевыми – точкой стабильности и уверенности.
Однако у СФСР был особый путь. Окрепнув, страна решила навести порядок и в других бывших республиках СССР, где после его распада царил хаос. Аркадий хорошо запомнил кадры тех дней – военные колонны СФСР, строгие лица солдат, несущих дисциплину и порядок.
Некоторые страны принимали эту помощь с благодарностью, другие встречали войска сопротивлением. СФСР не обращала внимания на протесты, твёрдо уверенная в правильности своих действий. Аркадий разделял эту уверенность. Он верил, что порядок необходим, чтобы люди могли жить спокойно и строить будущее. Даже если это кому—то не нравилось, в долгосрочной перспективе ценность такого подхода была очевидна.
Теперь, спустя годы, СФСР стала символом стабильности и порядка. Улицы Первопрестольска были чистыми и безопасными. Люди спокойно шли по своим делам, уверенные в защите государства и закона. Аркадий смотрел на город с удовлетворением и гордостью, ощущая себя частью чётко работающего механизма, где у каждого своя роль.
Но сегодня вечером, после слов Головы государства, в душе Ладогина возникло новое, непонятное ему ощущение. Порядок и стабильность, всегда казавшиеся единственно верными, теперь вдруг выглядели хрупкими и спорными. Он чувствовал себя странно, словно впервые столкнулся с чем—то, чего не мог до конца понять.
Он понимал, что это ощущение пройдёт, что это лишь усталость после тяжёлого дня и неприятных новостей. В глубине души Аркадий по—прежнему верил в необходимость жёсткого, но справедливого порядка, который упорно строила его страна. Именно этот порядок сделал жизнь людей лучше и спокойнее.
Ладогин вздохнул и снова посмотрел в окно, стараясь отбросить странные мысли. Он знал, что система, частью которой он являлся, была правильной. Просто иногда нужно было напоминать себе об этом, чтобы не поддаваться сомнениям.
Автомобиль остановился у светофора, и Аркадий воспользовался короткой паузой, чтобы расслабиться. Мысли постепенно возвращались в привычное русло, успокаивая его и напоминая о стабильности, установленной СФСР. Именно эти ценности были для него главными, и он не собирался от них отказываться. Просто сегодня, в этот странный осенний вечер, ему потребовалось чуть больше усилий, чтобы это вспомнить.
Машина двинулась дальше, скользя по тёмным улицам Первопрестольска, и Аркадий невольно продолжил вспоминать прошлое, которое теперь казалось далёким и почти нереальным.
Он родился в две тысячи двенадцатом году в обычной семье. Мать работала в библиотеке, отец преподавал обществознание в колледже. В их доме книги, образование и человеческие ценности всегда были важнее достатка и карьеры. Родители Аркадия верили, что после хаоса и смуты обязательно наступят справедливость и стабильность. Этому они учили студентов и собственного сына, надеясь, что новое поколение
