По ту сторону огня - Ева Вишнева
Фернвальд дернулся всем телом, посмотрел на меня растерянно. Облизал губы, собираясь что-то сказать, но не сказал. Глубоко вдохнул, рвано выдохнул – и снова не сказал. Затем переглянулся с Аланом.
Ассистент понял без слов. Подошел, присел на корточки, стал закатывать рукава дядиной рубашки. Руки Фернвальда оказались туго перебинтованными; у локтей виднелись бурые пятна.
– Я даже двинуть ими не могу. Ни одеться, ни причесаться. Приходится просить помощи даже… скажем, в делах деликатного характера. Думаешь, стал бы я забирать твою боль, если бы желал смерти?
– Я видела ваши записи про моредору, планы моего лечения.
– Говорят, ожидание смерти делает жизнь особенно сладкой, – пробормотал дядя. И нехотя добавил: – Это был эксперимент, моя девочка. Никто не собирался тебя травить. Сильно испугать – и только. Чтобы пробудить в твоем организме скрытые ресурсы, если они есть. Ты пила настой из другого растения; оно не ядовитое, впрочем, дает легкий неприятный эффект. Можно спутать с моредорой.
– Не верю, – я переводила взгляд с Фернвальда на Алана, но видела в их лицах лишь растерянность и удивление. Наконец дядин ассистент прервал затянувшееся молчание:
– Сама посуди: герцог Алерт, всегда аккуратный, можно даже сказать, педантичный – и забыл закрыть дверь кабинета, оставил на столе важные записи. Причем из всех – именно те, что про тебя. Неужели ты ни разу не задумалась, что это странно?
Я прикрыла глаза, вспоминая бег по сумрачным галереям, усталость, тянущий сквозняк из замочной скважины дядиного кабинета.
– Я уехал от Авроры раньше, чтобы все подготовить. Объяснил мальчишке, куда бежать, как действовать. В ту ночь мы подготовили семь ловушек для твоего дара. Ты угодила в две, как мы полагали – змея Авроры и тени малыша Тони. Оказывается, была и третья, одна из ключевых, но ты о ней умолчала.
– Я, старый дурень, радовался, что тебе не пришлось проходить через остальные…
В какой-то момент меня оглушило. Кажется, я даже покачнулась, норовя завалиться лицом вперед, хорошо, что Алан успел подхватить.
Они продолжали говорить, но я ничего не слышала. Переводила взгляд с лица на лицо, следила за слезой, катящейся по щеке Фернвальда.
Когда звуки все же вернулись, сложились в слова, слеза сорвалась с плохо выбритого подбородка.
– Энрике, я много работал с людьми, страдавшими от тяжелых болезней. Они стремились получить от оставшейся жизни все, что прежде не удавалось. Этого как будто хотели и их тела. Так, у многих из них словно открывались внутренние шлюзы: дар начинал развиваться со стремительной скоростью, появлялись новые способности. Иногда он даже вырывался из-под контроля, – Фернвальд говорил скоро, сбивчиво. – У тебя, конечно, другая ситуация, твой ветер спал так крепко… Понимаешь теперь? Все эти меры – вызвать страх за себя, сильные эмоции – могли стать ключом к твоему дару.
– Эни, я и подумать не мог, что в ту ночь ты все же была в кабинете. Ты же вела себя как обычно, продолжала принимать настойки, делать все, что тебе говорили. Почему?
– Алан, тише, – дядя поморщился от резкого голоса ассистента. – Не требуй от Энрике ответов сейчас, она едва пришла в себя. Но мне бы тоже хотелось знать. Ведь это ненормально – оставаться в доме своего убийцы.
Я молчала долго. Поняла, что плачу, лишь когда Алан протянул мне платок.
– Мне ведь с шести лет хотелось… перестать быть кукушонком…
Договорить я не смогла. Захлебнулась рыданиями.
– Я хочу погладить тебя по голове, но не могу. Прошу, девочка, представь, что я это делаю. А впрочем, Алан…
Алан придвинул дядино кресло вплотную к кровати, бережно поднял забинтованную руку. Я дернулась, когда большая ладонь легла на макушку. Начала успокаиваться, почувствовав, как исчезают головокружение и слабость. Подняла глаза на лицо Фернвальда, близкое и очень бледное. Дядя улыбнулся и прошептал:
– Боги, мы не знаем, кто мы такие, но зато знаем, чем могли бы стать.
– Я… вам больно?
– Мелочи. Я по тебе очень скучал.
Внезапно мой взгляд привлекло окно, точнее, то, что было за ним. Сирень.
– Сейчас конец весны, – ответил Фернвальд на мой немой вопрос. – Что ты помнишь?
– Бал в честь первого дня зимы… Я искала Алана, хотела уехать с ним в поместье, но меня пригласили на танец. А потом – оборвавшаяся мелодия, суета, хлопки-выстрелы, выход из зала кажется таким далеким, крики…
– Фортепиано взорвалось, ты оказалась рядом, – Фернвальд говорил шепотом. – Покушение. Его Величество должен был приветствовать гостей в середине праздника – сыграть с дочерью в четыре руки. И надо бы поблагодарить стрелявших за то, что начали раньше: часть гостей успела покинуть зал. Но тебе не повезло.
Я силилась вспомнить подробности, но не могла. Мысли путались, от висков к затылку ползла тупая боль. Дядя поморщился, я дернулась, сбрасывая его руку.
– А тот, с кем я танцевала…
– Погиб.
– Как его звали?
Фернвальд пожал плечами. Странно, но я тоже не помнила ни костюма, ни маски. Представился ли он? О чем мы говорили, и говорили ли вообще? Почему-то это показалось очень важным.
Я помассировала висок – и замерла, когда пальцы, скользнув выше, наткнулись на колючую проплешину. Стала ощупывать голову – слишком коротко, вразнобой, разной длины. Где-то волос не было вообще – там пальцы проходились по больному.
Дрожь вернулась.
– Ничего страшного, отрастут. Тебя лечили шесть месяцев. Буквально собирали по частям.
Так долго! Вэйна отпраздновала день рождения, а я так и не купила ей платье. И свой день тоже пропустила – а ведь мне уже восемнадцать, важная дата.
– Что вы написали моим родителям?
– Что ты уехала путешествовать на архипелаг. То, что случилось на балу, сохраняется в тайне – настолько, насколько это возможно. Слухи ползут, конечно, очевидцам и пострадавшим трудно закрыть рты. Впрочем, среди приглашенных в королевский дворец не было случайных людей.
– В горы, значит, – я почувствовала облегчение. – Хорошо, что родителям не пришлось волноваться. Они в порядке?
– В полном. Мы отправляли им подарки от твоего имени, открытки, – ответил Алан.
Я попыталась поймать его взгляд, но не смогла: отчего-то Алан смотрел мимо, даже когда разговаривал со мной. Внутри зашевелилась обида: это потому, что я теперь такая? «А тот, другой, глаз бы не отвел», – вдруг пришла странная мысль.
– Спасибо.
Алан пробормотал, что у него есть важное дело, и вышел. Мне стало грустно. Дядя все понял:
– Прости этого дурня, он за тебя очень волновался. И тут я еще со своими болячками. Так что на Алане временно чуть ли не вся академия, а там, сама знаешь, дел невпроворот. Устал он.
– А как вы
