Бог безвременья - Жаклин Холланд
– Все, нам больше ничего не нужно? – спрашиваю я.
Она радостно кивает.
– Хорошо, тогда убери, пожалуйста, табурет, и пойдем.
Она снова тащит его по полу к холодильнику, но сложить и убрать его у нее получается не сразу.
– Ну, как, mon poussin? As-tu besoin d’aide? [10]
Она ставит табурет на место, мотает головой и присоединяется ко мне.
– Умничка, ma belle. Quelle force! Quelle determination! [11]
– Merci [12], – чинно говорит она, приглаживая волосы, и мы выходим из кухни в коридор.
Ученики в моей школе не по годам развиты и хорошо воспитаны – и в этом не только моя заслуга. Их родители – представители высшего класса с Манхэттена, сбежавшие из города в поисках сельской идиллии, но не утратившие желания дать своим детям самое лучшее. Они нанимают профессиональных нянь. В результате дети уже приучены к горшку. Многие уже немного умеют писать, считать и читать, а также способны играть вместе. Такое впечатление, что любой каприз или стычка на игровой площадке может поставить под угрозу их поступление в Гарвард.
Мою программу обучения нельзя назвать жесткой или спартанской. Ко мне попадают уже подготовленные дети, и мне не нужно тратить время, начиная с азов. Я сама принимаю решение брать или не брать ребенка в свою школу, и отсеиваю тех, кто мне не подходит на собеседовании. Поэтому могу учить чему и как сама хочу. Обучение строится на принципах европейского и неоклассического образования, с упором на изучение французского языка и изобразительного искусства. Картинка в рекламной брошюре вызывает ассоциации с платоновским лицеем, местом, где выращивают гениев, колонией художников для «малюток Пикассо, крохотных Мане и маленьких Бобов Фоссов» – это цитата из брошюры. Слегка напыщенно, но работает. Богатые родители втайне убеждены, что из правильно замешанного теста получится вылепить нового Микеланджело, и с радостью клюют на приманку.
Я тоже художник, творец и сотворила здесь своего рода маленький идиллический рай на земле. Сама школа – живое произведение искусства, где каждая деталь продумана до мелочей, каждое движение поставлено, каждая нота разыграна с точностью. Днем солнечный свет проникает сквозь стеклянные двери в танцевальную студию, мерцая на нежно золотящихся волосках детских рук, когда дети поднимают, опускают и сгибают их над головами, как маленькие одуванчики, гнущиеся на ветру. В забрызганных краской халатах они учатся живописи, причем так, как не учат больше нигде. Когда стоит теплая погода, мы устраиваем пикник на одеялах в саду на лужайке, засыпанной пурпурными лепестками цветущей фрезии, и дети напоминают собой флотилию маленьких гондольеров в беспокойном сиреневом море.
Очень мило. Очень жизнерадостно, как и должно быть во всех детских садах. Я сделала так намеренно, в том числе и ради себя, а не только ради детей. Моим воспитанникам, должно быть, кажется, что во всем мире жизнь течет столь же безмятежно, но я-то знаю, что это не так. У меня было долгое и утомительное знакомство с этим миром, и я поняла, что это ненадежное место, где сильные беззастенчиво унижают слабых и беззащитных, где глупые правят мудрыми, а хаос в конечном счете разрушает и уничтожает все. Да, весной цветы весело распускаются, но проходит несколько дней, и они увядают, а мертвые осенние листья месяцами лежат толстым слоем на земле, и потом их засыпает снегом.
Но как можно жить целую вечность и осознавать это каждый день? Я не могу. Больше не могу. Так что эта школа – своего рода оранжерея, прекрасное, хотя и искусственное место вечного цветения и красоты, где я провожу время, прячась от бесплодной зимы снаружи.
Эти дети – отпрыски сильных, наследники престолов глупцов. Мне не нужно беспокоиться об их судьбе. Они не умрут от болезней, которые можно вылечить, не умрут от голода или насилия. Их ждет процветание, богатство, роскошь. Это, конечно, по-прежнему будет происходить в ущерб бедным и бесправным, но в современном мире истребление конкурентов, жизнь за счет других, к счастью, стали абстрактными понятиями из области глобальной экономики, и нет смысла из-за этого переживать. От переживаний все равно ничего хорошего. Долгое время я переживала. Я пыталась бороться с потоком реальности, теряя силы и погружаясь на дно. Это ничего не дало. Как говорится, плыви по течению. Занимайся своей оранжереей, сохраняй спокойствие и не привязывайся к цветкам, ибо рано или поздно наступит день, когда они увянут, и их придется срезать, выбросить и забыть.
Нет места, более подходящего для такого времяпрепровождения, чем детский сад. Разве есть что-то более преходящее, чем раннее детство? Разве можно так сильно наслаждаться жизнью когда-то еще? Дошкольный возраст длится так недолго, сложно придумать что-то еще более недолговечное. Два года, полных бурной энергии, любознательности, безудержного движения. Интенсивнее всего человек живет в возрасте четырех, пяти, шести лет. Этот возраст – скачкообразное движение по прямой, отчаянный рывок к новому. Наслаждайся, но не привязывайся. Ешь, пей и веселись, потому что завтра все это исчезнет и начнутся половое созревание, прыщи и тоска. Как только все закончится, забудь об этом. Приходят новые воспитанники, и все начинается заново.
Вернувшись в класс, Рамона идет в театральный уголок и с серьезным видом начинает примерять прозрачные костюмы. Я протираю стекло террариума: мы посадили в него несколько пушистых гусениц, чтобы понаблюдать, как они будут превращаться в бабочек-махаонов. Все стекло в отпечатках рук, носов и лбов – дети с безумным восторгом, а возможно, и с некоторым смутным сочувствием относятся к этим крошечным существам, совершающим свои краткие чудесные превращения лишь чуть более стремительно, чем они сами.
Через несколько минут в дверь звонят три раза подряд почти без перерыва. Я догадываюсь, что у входа столпились несколько детей. Все дети, по крайней мере другие мне не встречались, обожают звонить в дверные звонки, нажимать на кнопки лифта и, если могут дотянуться до выключателя, – включать и выключать свет.
Я снова прохожу по коридору, открываю дверь, и дети толпой вваливаются в дом. Косички, куртки, рюкзачки, запах зубной пасты со вкусом жевательной резинки, фруктовые витамины, которые разносятся кровеносными сосудами по всему организму, – все это обрушивается на меня, пока они стаскивают варежки и строят друг другу рожи. Пара взрослых стоит у крыльца, но в основном они – шоферы, няни и родители – наблюдают издалека, не выходя из машин, выстроившихся вдоль аллеи, ведущей к дому. Я улыбаюсь им дежурной улыбкой и машу рукой, и они начинают выезжать, подрезая друг друга, как соперники
