Гончие забвения - Дмитрий Миконов

Мимолетом представил, как его самого вытаскивали этой штукой из канала. Будто рыбину из полыньи, мертвую, обледенелую.

Заулыбался своим мыслям.

Стефан отреагировал на эту улыбку по-своему. Вжал голову в плечи, отступил к окну.

— Мастер… кого вы этой штукой тыкать собираетесь?

Вир сделал зловещее лицо.

— Хочу порыбачить. Может, удастся поймать какого-нибудь… герцога.

Школяр застыл, будто его окатили ледяной водой. Вир надел шляпу, поправил ее, стукнул багром о пол.

— Поехали. К Дрейкфорду.

— Думал, вы шутите…

Вир уже спускался вниз. Не доходя до конца лестницы, он остановился и осмотрел зал с высоты.

«Оловянный Горшок» было не узнать. Щербец и его люди превратили портовую таверну в подобие полевого штаба окопной армии.

Воздух был густым и едким, но теперь не только от перегара и пота, а еще и от запаха немытого тела, дешевой бражки и звериной напряженности. Чернь, которую привел с собой Щербец, отдыхала на грани приличия, а чаще — далеко за этой гранью. Они выгнали или ассимилировали прежних посетителей, заняв всю территорию.

Кто-то храпел, свернувшись калачиком на залитых пивом половицах. Кто-то тихо дурел от непривычной жары, покачиваясь в бреду у огня. Другие точили ножи или жевали сушенную рыбу, украденную с кухни. Третьи вяло швырялись черепками разбитой посуды.

Ни хозяина, ни служанок видно не было, таверна уверенно перешла на самообслуживание. Только какой-то древний дед, которого явно притащили с улицы и крепко напоили, на последнем издыхании дул в деревянную флейту, безбожно фальшивя.

Возле камина, на высоком стуле, как на троне, расположился сам Щербец. Его лицо, изъеденное оспой — было непроницаемо. Он резался в карты с кучкой адьютантов, которые пили с ним пойло из одного котелка.

Вир поднял руку, привлекая его внимание…

И в этот момент, с другой стороны зала, с грохотом распахнулась дверь таверны.

Внутрь, вместе с клубами морозного пара, ввалилась толпа. Пара десятков крепких бойцов в потертой, но исправной амуниции. Они не двусмысленно сжимали в руках оружие. Краснощекие молодцы лихо рассредоточились на площадке у входа, пинками и ударами эфесов буквально втоптав в пол ближайших оборванцев.

За ними, не спеша, вошли двое. Первый — коренастый, с телом, будто выкованным из цельного куска чугуна. Со шрамом на лице, рассекающим губы, сковавшем их в вечном глумливом, полупьяном оскале. За его плечом маячила рукоять двуручного меча. Второй — его полная противоположность. Статный, ухоженный, с щегольскими усиками и двумя кинжалами в руках. Движения плавные, как у танцора.

Наемники начали двигаться клином, безжалостно оттесняя толпу.

Гул в зале мгновенно стих. Все взгляды, полные ненависти, страха и любопытства, устремились на пришельцев.

В полной тишине Щербец с грохотом вспрыгнул на стол. Вниз полетели черепки и кружки.

— Кто такие?! — зычно спросил он на весь зал.

— Я — Кахал! — сиплый голос ветерана прокатился в ответ, как удар бича. — Продолжайте веселиться, славные жители Тальграфа. Мне нет до вас дела. Я пришел сюда за чернокнижником…

Он еще что-то говорит — про гиену огненную, про беса в человеческой плоти…

Но Вир замер, вцепившись одной рукой в перила. Лицо наемника было ему не знакомо. А вот этот лающий голос, с характерной хрипотцой, будто горло было пропорото — он узнал его мгновенно.

Этот голос кричал в его доме, в Лейтарии, когда пламя пожирало стены.

Это был подручный Крешника.

— Щербец! — рявкнул Вир. — Вяжи их!

Щербец в ответ дико затопал ногами, заливисто засвистел.

И «Горшок» взорвался.

Вся таверна поднялась разом, на пол с грохотом полетели опрокинутые столы и стулья, остатки посуды. Из-под лохмотьев, из обмоток, из-за пазух появилось оружие — ржавые ножи, кривые заточки-когти, острые спицы и цепи-удавки. Весь зал, будто еж, мгновенно ощетинился иглами.

Наемники оторопели. Если они и ожидали сопротивления, то точно не от этой толпы, которую посчитали посетителями. Но отступать было поздно, они уже прошли половину пути. Сбившись в тесное боевое построение посреди зала, они выставили вперед мечи и топоры.

— Остановитесь, вы служите бесу! — закричал Кахал, пытаясь перекричать нарастающий гвалт.

— За Короля! — прохрипел Щербец в ответ, и это был не лозунг, а боевой клич.

Чернь покатилась вперед, единым многоруким существом, без плана, только с яростью. Стараясь вцепиться, выбить оружие, утащить вглубь толпы. Наемники с дружным ревом приняли их на мечи, но здесь не поле боя. Городская, подлая драка, где каждый угол — засада, каждый стол — укрытие.

Кахал взмахнул двуручником, словно косой. Щербец уже лез по головам, пробиваясь к центру сражения. Шум и гвалт поднялся такой, что мыслей было неслышно.

Вир приказал школяру вернуться наверх и уходить через окно. Сам ухватил багор, сбежал по ступеням и бросился вперед, в самую гущу, расталкивая своих же.

Он разыскивал взглядом Кахала.

Какое-то перекошенное лицо заметило его, завопило во всю глотку.

— Король с нами! Опять вышел из реки!

Толпа ликующе, с каким-то исступлением, подхватила, взревела, заулюлюкала, заплясала в припадке экстаза и бросилась вперед с утроенной силой. Закачались фонари на цепях, задергались кривые, рваные тени. Тугая струя крови хлестнула по потолку.

Рядом с Виром протащили на цепи наемника с крюком в боку. Тот упирался и сучил ногами, пока его не затоптали. Кто-то рядом оглушил криком, завизжал пронзительно, будто свинья на бойне. Человек впереди, только что был перед глазами — внезапно забулькал и рухнул вниз, поскользнувшись на собственных выпавших кишках.

Багор в руках Вира стал дубиной. Он отмахнулся от раненного наемника, выскочившего поперек дороги. Ударил его по плечу, сбивая с ног. Тот, потеряв равновесие, на согнутых ногах побежал куда-то вдоль лавок. Пока с глухим звоном не врезался головой в перевернутый котел. Забарахтался в разлившимся на полу жидким месиве…

Взметнувшаяся над головой цепь, будто кобра в броске, хлестко ударила концом по одному из фонарей. Дождем полетело стекло, оцарапывая кожу шеи. Вир щучкой нырнул под ближайший стол. Вплеснувшееся следом масло, окатило одного из оборванцев. Пламя взревело, и живой факел заметался в толпе, сея панику.

Его тут же определили к делу собственные товарищи, пинками погнав на кучку наемников, державших оборону у лестницы на выход. Воющим снарядом он врезался в их строй, взломал его, и в брешь хлынула подмога. Воздух наполнился удушливым дымом и тошнотворным запахом паленой шерсти и щетины.

Вир выбрался из-под стола, мимоходом оттянул за ворот какого-то грязного пацана, лезшего вперед с ржавым гвоздем наперевес. Отшвырнул его в задние ряды. Сам подцепил багром чью-то ногу ниже колена, в военном сапоге, дернул на себя. Наемник плашмя рухнул