Гончие забвения - Дмитрий Миконов

Пламя ревело уже за спиной, облизывая деревянные перекрытия и закопченные балки.

Вир попытался подняться к выходу, но его отпихнул трубочист, его лицо было перемазано сажей и кровью, а ноздри отсутствовали, выдернутые на каторге. Ругаясь на чем свет стоит, он охаживал куском шомпола нечто, еще недавно бывшее человеком. Рядом бугай, сидевший в собственной луже с вывернутой ногой, непрерывно и монотонно звал матушку…

Последние фрагменты обороны наемников не выдержали, распались на отдельные схватки. Все перемешалось, закрутилось в смертельной свистопляске, втягивая в свой оборот новых бойцов, обломки мебели и битую посуду. Сталь стонала, глотки хрипели, дерево трещало. Искры летели повсюду. Все чаще раздавался раздирающий кашель, будто кто-то пытался выплюнуть собственные легкие.

Вир вскочил на лестницу из зала, оглянулся и понял — таверна горела по-настоящему. Второй этаж уже был охвачен огнем, потолок гудел, с балок сыпались угли. Он рванулся к выходу. Там, на площадке, Щербец, залитый кровью, отбивал топором меч Кахала, пуская вскользь свирепые удары ветерана, которому мешали размахнуться тесные стены.

Вир попытался подойти ближе…

Но в этот момент — страшный треск, грохот.

Подпорки с внешней стороны не выдержали. Часть второго этажа, нависавшее червивой грибной шляпкой — обрушилась внутрь, и массивные бревна погребли под собой и Щербеца, и Кахала, и еще с десяток дерущихся…

Раздался оглушительный гул, и все здание содрогнулось, как в предсмертной агонии. Вир, не раздумывая, нырнул в ближайшее окно, вслед за другими уцелевшими. Тяга усилилась, и нутро «Оловянного Горшка» превратилось в единый огненный ад, пожирающий все — и живых, и мертвых.

* * *

Вир сидел на колоде, на которой рубили дрова, и смотрел на пляшущее пламя. Он крутил на пальце перстень с черным ониксом, и его отражение пульсировало в камне багровыми бликами. Он будто оцепенел, ловя взглядом падающий с неба пепел…

Его отвлекли, подвели одного из наемников, в рваной одежде, всего в саже.

Вир с трудом узнал в нем того щеголя, что был с Кахалом. Пленного бросили на талый от пожара снег, прямо перед Виром. Тот, рыдая, размазывал по лицу грязь, смешанную со слезами.

— Милосердия! — прохрипел тот, пуская слюни. — Меня зовут Маркес! Я был с главным… знаю, где остальные!

Вир поднял бровь.

— Были еще? Да сколько же вас, чертей!

— Самых ненужных… отправили в антикварную лавку, — сбивчиво и угодливо объяснил Маркес. — Я и Кахал… мы должны были убить в «Горшке» какого-то чернокнижника. Остальные… рассредоточились по городу. В нужных местах!

Вир наклонился к нему.

— В каких еще местах? Чего врешь мне? Кто приказал?

— Клянусь, не знаю в каких! — Маркес ползал у его ног, как червь. — Про засады только старшим из каждой группы известно. А приказал… приказал Крешник!

Вир медленно выпрямился над ним.

— Где он?

— Знаю! Я подслушал! — заискивающе закивал Маркес. — Вроде как… в собор Святой Стефании… что-то намечается. Он будет там!

Вир прищурился.

Наемник неожиданно добавил.

— Он совсем помешался! Про шепот Господа в голове… и про псалмы на собственной плоти… таинство будет!

Вир, не меняясь в лице, махнул рукой.

— Уберите.

Он мгновенно забыл про пленного, будто того и не было. Мысли метнулись, анализируя новую информацию.

Засады по городу…. На кого?

Получается, у Крешника, что — есть свой план? Ведь Антиквар в тюрьме.

Или он продолжает замысел? Это укладывается в логику Тенебриса, который явно не собирался подыгрывать Марте Траувен.

Игра стала сложнее, Безликий Шут постоянно повышал ставки…

В этот момент во двор въехала наемная карета. Из нее выглядывал школяр. Ни говоря ни слова, Вир вскочил на подножку и крикнул извозчику.

— В Конуру! Гони!

Глава 45

Время близилось к полудню. Погода менялась, с востока надвигались тучи, небо из бледно-голубого, постепенно превращалось в грязно-серое, низкое, давящее. Поднявшийся шквалистый ветер выл в трубах, крутил поземку и швырял мусор, будто пытаясь унести с собой то, что не могло убежать само.

Карета ползла медленно, увязая в колее. Улица была запружена: повозка с высокими бортами, груженая тюками по маковку, застряла колесом в сугробе и перегородила проезд. Возница, красный от натуги, рвал вожжи, орал на кобылу, но та упиралась, будто чуяла беду.

Позади на них напирали другие экипажи — наемные кареты, дормезы с горами чемоданов на крыше, даже телеги, на которых, сгорбившись, сидели закутанные в одеяла и платки люди…

Вир с силой задернул шторку, отсекая тревожную картину. Потянулся за фляжкой — и вспомнил. Выругался, сквозь зубы. Стефан выглядывал в окно со своей стороны.

— Жители покидают город, — тихо произнес он. В его голосе слышалась растерянность и даже какая-то обида на происходящее.

Вир, не глядя на него, принялся барабанить костяшками пальцев по колену. Ритм был нервным, сбивчивым.

— Это те, кто посметливее. Остальные будут сидеть в своих норах, сторожа нажитое добро. А когда поймут, что пора бежать — станет слишком поздно.

— Но ведь у многих квартиры, имущество… — пожал плечами школяр.

— Только когда теряешь, начинаешь ценить жизнь, — отрезал Вир. — У мертвеца одно жилье — собственная могила. И ценности ему там без надобности… Кстати, — он вдруг оживился, прекратив стучать пальцами. — Видел, ты дорисовал карту в номере. Удалось выяснить, чей дом в центре этой чертовой пентаграммы?

Стефан вдохнул перед тем, как ответить. И в этот миг Вир понял: ответ ему вряд ли понравится.

— Если я не ошибся… это особняк ректора нашего университета, сеньора Вальтера Лоренца.

Пальцы Вира вновь задергались, быстрее прежнего.

— Та-ак. Становится интереснее.

— Тенебрис Вектор… точнее, Нерезиэль, пытался воздействовать на Лоренца? — Стефан нахмурил лоб.

— Верно, — кивнул Вир, прищурившись. Он начал загибать пальцы, перечисляя. — И этот сложный, многослойный ритуал занял у него не день и не два, а несколько месяцев. Это не спонтанный удар, а тонкая хирургия.

— Но зачем?

В этот момент карета дернулась и, наконец, поехала ощутимо быстрее. Вир подхватил багор, упавший от тряски, и снова упер его в пол. Его тон стал лекторским.

— Школяр, запомни: чем дольше и сложнее ритуал — тем изощреннее его последствия. Первое и главное из них — сокрытие самого факта воздействия. И это им удалось, черт побери, блестяще. Не думаю, что наш многоуважаемый ректор вообще что-то подозревает…

Вир вдруг громко щелкнул пальцами.

— Кошмары! — воскликнул он, испытывая озарение. — Он постоянно жаловался на кошмары! Весь бледный, замученный, с трясущимися руками… Он не спит, Стефан! Вот оно! Бессонница не причина, а следствие!

— Но зачем? — не унимался школяр. — Что ему внушили?

— В последний раз